Бабье лето - [19]

Шрифт
Интервал

В саду тоже розы главенствовали. Либо где-нибудь в подходящем месте стояло отдельно деревце, либо по разным направлениям тянулись живые изгороди, либо попадались целые участки, где розы находили особо благоприятные условия для роста и могли радовать глаз. Группа очень темных, почти фиолетовых роз была ограждена изящной решеткой, то ли выделявшей, то ли защищавшей ее. Все цветы, как и перед домом, поражали чистотой и ясностью форм, даже листья отцветших казались еще мощными и здоровыми.

По поводу последнего обстоятельства я сделал какое-то замечание.

— Разве вы никогда не видели старых женщин, — сказал мне мой провожатый, — которые в молодости были очень красивы и долго сохраняли свою красоту? Они подобны этим розам. Даже если лицо у них все в морщинах, оно остается прелестным, и цвет его приятен и мил.

Я ответил, что никогда еще не замечал этого, и мы пошли дальше.

Кроме роз в саду были и другие цветы. В тенистых местах видны были целые грядки аврикул. Они, правда, давно отцвели, но их крепкие зеленые листья свидетельствовали о хорошем уходе. Кое-где попадались одиночные лилии, а в горшках на особой подставке с приспособлениями для защиты цветов от солнца красовались мощные гвоздики. Они еще не расцвели, но по сильно набухшим почкам видно было, что цветы выйдут превосходными. На подставке стояли, по-видимому, только отборные экземпляры: когда мы прошли немного дальше, я увидел рассаду этих цветов на длинных, далеко уходящих грядках. Вообще же здесь росли обычные садовые цветы, одни на грядках, другие на отдельных площадочках, третьи в виде бордюра. Особое предпочтение отдавалось, по-видимому, левкоям: их было множество, большой красоты и самых разных видов. Их аромат приятно веял в воздухе. Даже в горшках видел я эти цветы ухоженными и расставленными по благоприятным местам. Какие тут были луковичные растения, гиацинты, тюльпаны и так далее, я определить не мог, ибо время цветения этих растений давно прошло.

Прошло и время цветущих кустов, и только с зелеными листьями стояли они у дороги или на отведенных им местах.

Овощи занимали дальние, более обширные площадки. Между ними и сбоку от них шли грядки клубники. Земляника казалась особенно ухоженной, многие побеги были подвязаны, и названия сортов значились на жестяных табличках.

Плодовые деревья распределялись по всему саду, мы проходили мимо многих из них. Рядом с ними, но особенно возле многочисленных карликовых деревьев, я тоже видел таблички с названиями.

На многих деревьях я видел деревянные ящички, то на стволе, то в ветвях. У нас в Нагорье любят делать такие домики, чтобы скворцы устраивали в них свои гнезда. Но здешние ящички были иного рода. Я хотел спросить о них, но в ходе разговора забыл об этом.

Когда мы так шли по саду, я снова слышал, особенно возле кустов, те же голоса птиц, что и в гостиной, только теперь яснее и звонче.

И еще одну вещь я заметил, когда мы прошли уже изрядную часть сада: нигде не было видно повреждений от гусениц. Бродя по окрестностям, я такие повреждения, однако, видел, хотя особого внимания на них и не обращал, поскольку ничего чрезвычайного в них не было и для развития плодов они не представляли опасности. Из-за свежих листьев этого сада я вспомнил о гусеницах. Присмотревшись к листве, я нашел, что она здесь и совсем иная, чем где-либо, зеленые листья были больше, темнее, всегда без изъянов, а маленькие яблочки и грушки, из них выглядывавшие, казались совсем здоровыми. Это наблюдение заставило меня приглядеться и к росшей неподалеку от нашей дороги капусте. На ней тоже не было объеденных краев, которые оставляет гусеница капустницы. Листья были целы и хороши. Я решил заговорить об этом при случае со своим провожатым.

Между тем мы дошли до конца посадок, и начался луг, круто поднимавшийся в гору, внизу усаженный деревьями, а выше и дальше — голый.

Мы стали подниматься.

Когда мы забрались довольно высоко и деревья уже не мешали обзору, я приостановился, чтобы оглядеть небо. Остановился и мой провожатый. Тучи висели теперь не только на западе, а везде. Слышали мы и отдаленный гром, повторявшийся то и дело. Мы слышали его то с запада, то с юга, то со стороны, которую определить не могли. Мой гостеприимец был, надо думать, очень уверен в своей правоте; ведь я видел, что работники очень усердно черпали воду из многочисленных колодцев в саду, чтобы направить ее по желобам в водоемы. Видел я уже раньше и работников, наполнявших у водоемов лейки и поливавших грядки. Мне было очень любопытно, чем обернется дело, но я ничего не говорил, и провожатый мой тоже молчал.

После короткой остановки на лугу мы продолжили свой подъем, под конец довольно крутой.

Так достигли мы высшей точки, а с нею и конца сада. Затем шел снова пологий спуск. На этом месте стояла очень высокая вишня, самое высокое дерево сада, а может быть, и самое высокое из плодовых деревьев по всей округе. Ствол этого дерева охватывала деревянная скамья с четырьмя, по числу стран света, столиками перед ней, где можно было отдыхать, озирать окрестности, читать или писать. Отсюда открывался вид почти во все стороны. Я отчетливо вспомнил теперь, что во время своих странствий уже видел это дерево то ли с дороги, то ли откуда-то еще. Оно казалось темной, четкой точкой, венчавшей самое высокое место в округе. Отсюда в ясные дни можно было, наверно, увидеть всю цепь гор на юге, но сейчас их совсем не было видно: все сливалось в сплошную массу грозовых туч. С севера показалась приветливая гряда холмов, за которой, по моему предположению, находился городок Ландег.


Еще от автора Адальберт Штифтер
Лесная тропа

Предлагаемые читателю повести и рассказы принадлежат перу замечательного австрийского писателя XIX века Адальберта Штифтера, чья проза отличается поэтическим восприятием мира, проникновением в тайны человеческой души, музыкой слова. Адальберт Штифтер с его поэтической прозой, где человек выступает во всем своем духовном богатстве и в неразрывной связи с природой, — признанный классик мировой литературы.


Рекомендуем почитать
Рассказ о дурном мальчике

Жил на свете дурной мальчик, которого звали Джим. С ним все происходило не так, как обычно происходит с дурными мальчиками в книжках для воскресных школ. Джим этот был словно заговоренный, — только так и можно объяснить то, что ему все сходило с рук.


Сошёл с дистанции

Перед Долли Фостер встал тяжёлый выбор. Ведь за ней ухаживают двое молодых людей, но она не может выбрать, за кого из них выйти замуж. Долли решает узнать, кто же её по-настоящему любит. В этом ей должна помочь обычная ветка шиповника.


Доктор Краббе обзаводится пациентами

На что только не пойдёшь ради собственной рекламы. Ведь если твоё имя напечатают в газетах, то переманить пациентов у своих менее достойных коллег не составит труда. И если не помогают испытанные доселе верные средства, то остаётся лишь одно — уговорить своего друга изобразить утопленника, чудом воскресшего благодаря стараниям никому дотоле неизвестного доктора Томаса Краббе.


Тэнкфул Блоссом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сны под снегом

Повесть о жизни Михаила Салтыкова-Щедрина. Анонимный перевод, распространяемый самиздатом.


Кокосовое молоко

Франсиско Эррера Веладо рассказывает о Сальвадоре 20-х годов, о тех днях, когда в стране еще не наступило «черное тридцатилетие» военно-фашистских диктатур. Рассказы старого поэта и прозаика подкупают пронизывающей их любовью к простому человеку, удивительно тонким юмором, непринужденностью изложения. В жанровых картинках, написанных явно с натуры и насыщенных подлинной народностью, видный сальвадорский писатель сумел красочно передать своеобразие жизни и быта своих соотечественников. Ю. Дашкевич.