Дар не звал, но, не сговариваясь, к нему подошли все остальные. Нефью говорил, что он научится… правда, этого не заметил и искренне бы удивился, если бы ему сказали об этом…
— Медлишь, Дар? — сказал Нефью ученику.
— Парад… он проходит над ним, в другую сторону! — прошептал Дар. Разрумянившийся на морозе так, что к лицу прилила алая краска. Рядом стоял бледный Мих и прятал пальцы в рукава. Рая взяла его за руки, чтобы согреть…
— Мы не пойдем к Храму, так, Дар? — хмыкнул Мих.
— Не пойдем… — кивнул Дар. — Мы пойдем догонять парад. За мной! — и припустил бегом по хрустящему снегу.
Не сказать, чтоб он бежал очень уж быстро, но бежал, не зная усталости! Мих, пытаясь не отставать, решительно не понимал, что это с Даром такое. После часа такого бега стали подкашиваться ноги; тогда двое радиксов подхватили Миха под руки и потащили за собой. Странно — он обнаружил, что может бежать и бежать еще…
Дар перемахивал через стеклянные валуны, торчащие из-под снега; из-под ботинок так и летели белые комья. Он бежал, не видя никого и ничего. Как слепец. Он только чувствовал, горячим сердцем, колотившемся в ритме бега, этот парад; его присутствие, его ожидание. «Папка! Я здесь! Я иду!»
…Не припусти Дар бегом, уже объяснялся бы перед матерью и дядей. А так — два снегохода пронеслись мимо давних цепочек следов, занесенных снегом.
Ив и Рон сейчас созерцали приближающийся Храм, и у каждого были свои мысли на этот счет. Разное пламя отражалось в глазах. Пламя битвы, когда вокруг Храма, ставшего крепостью, то вспыхивало, то вновь гасло огненное кольцо генри-коктейля… И пламя очага, горевшее уже без дров — по одной воле Влада…
У Ива в снегоходе зашипело радио:
— Братишка, помнишь солнечный свет над полем боя?
— Такое забудешь, как же!
— Я даже рада, что мы должны туда вернуться. Мне кажется, это важно и для нас тоже. Не только для мальчишек, которые сорвались ехать.
— А мальцам я уши надеру! — пообещал Ив и замолк. Он думал о Храме… и о свете над кровавым полем…
А Рон посмотрела на черные точки по небу. Сейчас они проходили над Храмом. Но куда-то не туда…
Несколько минут двое просто ехали, глядя, как приближается, сверкая остатками витражей, Храм… Потом проснулось радио в кабине Рон.
…Оно шипело какой-то песенкой, а через нее пробивался голос… «Где ты? Я не помню, как твое имя. Я помню, что у тебя малахитовые глаза и светлые волосы. Я помню тебя, слышишь?!..»
— Влад!!! — опомнившись, закричала Рон в безответную сеточку микрофона. — Я тоже тебя помню!!! Слышишь?!! Меня зовут Рон!!!
Но радио молчало. Даже довоенная песенка притихла. Свистел ветер, и через стекла кабины тянуло холодком…
А где-то далеко уходил в даль своевольно развернувшийся парад.
Возможно, мальчишки пошли дальше, минуя Храм… но почему-то Рон поняла, что это ее путь — побывать здесь… Что-то непонятное творилось в мире. Что-то, коснувшееся ее и ее сына…
И этому нельзя было сопротивляться, невозможно. Как тогда, тринадцать лет назад…
…На руле дрожали пальцы, и из глаз капали горячие слезы. Горячие, по холодным щекам… Влад… невозможно было не узнать этого голоса, пусть и прошла целая вечность с тех пор, как он, живой, говорил…
Дороги расходятся…
Глава двадцать восьмая. 134289
Женщина с малахитовыми глазами. Вероника. Рон. Может, Шура не так уж не права, что я кого-то себе завел. Смешно, конечно… она ведь не больше чем сон…
Вот, сижу, баюкаю на ладони карманное радио. Пробиваясь через дебри памяти, пытаюсь нащупать ниточку, ведущую к потерянной книге. Это дается с таким трудом, что голова ощутимо наливается тяжестью. Потом, как во времена студенческие, когда заканчивался очередной учебный день, буду чувствовать, что она будто бы забита мокрым песком вперемежку с тяжелой галькой.
Как легко что-то потерять. Как сложно это снова найти…
…Ветер гнал по небу растрепанные облака. Тринадцать лет я не замечал никаких облаков. Тринадцать лет я даже не смотрел на небо. А сейчас сидел и смотрел. Следил облака взглядом…
Они немного искажались через неровности стекол; скупые солнечные лучи падали на землю трехмерным светом… Я подумал, какое же оно огромное, это небо! Какое… открытое…
И что-то переворачивалось в душе, что-то ломалось, тяжело и больно. Будто я рвался на свободу через острые железные прутья… Я понял, что никогда уже не буду прежним. Никогда уже не смогу жить той сонной сытой жизнью, какой жил… У меня словно выдернули опору из-под ног. Я падал. И чувствовал, что осталось всего два выбора: разбиться насмерть или научиться летать…
…Я потерял книгу, потерял стопку серой бумаги, но неужели ты не спасешь меня, Мировой Паук?.. Я помню, как она называлась. Так же, как моя выставка. И я стал искать… Первый же поисковик выдал 134289 страниц. Из них мне нужна была одна…
