Азовский поход - [5]

В руках забрякала питейная посуда, Мыкола щедро плескал в неё пойло. Мужики принюхивались, восторженно матерились, однако пить никто не торопился. Поняв в чём дело, я почти силой отобрал у "петуха" наполненный оловянный стакан и провозвестил:

— За победу русского оружия! Да, сгинет вражья сила!!! — И залпом маханул стакан в рот. Кныш следом отдуплился.

Ну, а дальше само пошло-поехало. Вот тока оконфузились те казачки, которые решили повторить наш подвиг и "махануть" свои стаканы. Наша чача фамильярностей с собой не позволяет. Когда прокашлявшийся и прослезившийся "петух" наконец сумел перевести дух и заговорить, он выдал:

— Однако, крепкие вы мужики, брательники. И питухи знатные!

— Отож!.. — поднял я указательный палец.

Казачки как-то враз соорганизовались. Из мешков, притащенных Мыколой "со товарищи", на свет божий появились круги кровянной ковбасы, шматы сала и шпика, варённые яйца, берёзовые туеса с малосольными огурчиками и неизвестными здесь помидорами, ещё и томлённая в горшках с маслом и укропчиком молодая картошечка, караваи свежего белого хлеба и авоська чудной тараньки "на закусь", зелёный лук, щавель и укроп. Хоть и не по многу, но досталось всем (не зря наши Страж-птицы здесь летали и всех посчитали). Как-то незаметно подоспели и жирные ломти Кнышовского сома и котёл казачьего кулеша. "Петух" ушёл заниматься служебными обязанностями, наряжая и обеспечивая ночную стражу табора и переправы, что совсем не лишне в двух верстах от турок и крымчаков. Потом вернулся, подсел ко мне и, наконец, представился:

— Я сотник Гнат. Комадую этой плусотней здесь. Так это ваш князь несколько дней назад нашим "Чайкам" на хвост соли насыпал?

— Ага, наш Светлейший Гвидон. — не стал запираться я. — Пришёл он с миром, поэтому никого убивать не хотел. Так, попугал немного для порядку. Он и меня сюда послал, чтобы помощь в войне с бусурманями вам оказать и побыстрей крепость взять.

— Я видел, пожалел ты, Иван, Прошу-то. Не стал ни убивать, ни калечить. А ведь мог. Племяш он мне.

— Мог, Гнат. — согласился я снова. — Вот только, не за что мне убивать или калечить его. Не враг он мне и ничего плохого мне не сделал. А так мы с ним померились молодецкой силушкой да удалью и разошлись довольные.

Было уже почти совсем темно, а мне нужно было как можно скорее выйти на царя или его самого к себе подманить.

— А хошь, Гнат, я звезду в небе зажгу и будет светло как днём и мы по второй чарке всем нальём и не расплескаем ни капельки. — сбуровил я изображая подвыпившего.

— А смогёшь? — усомнился в моих талантах сотник.

— А чо, не смочь-то, когда меня сам светлейший Князь научил. А он великой учённости человек и Голова! Тока ты не пугайся и своих хлопцев предупреди, шоб не обосрались. — я побрёл к баркасу за ракетами. Кныш уже сидел с Прошой в обнимку и говорили "за уважение".

Я принёс к костру пять картонных ракетных тубуса. И начал сотнику объяснять, чо к чему:

— Вот смотри, Гнаша. Откручиваем энту крышечку, Достаём колечко с верёвочкой, направляем трубку вверьх… и ежели теперь дёрнуть за енто колечко, то на небе загорится звезда.

— А не врёшь?

Я поднял тубус и дернул кольцо. Хлопок, Шипение с диким визгом, и через три секунды в небе повисла осветительная сигнальная ракета на парашюте, заливая всё вокруг химическим светом горящего магния. Казачки шуганулись и задрали головы.

— Мыкола! Наливай! — скомандовал я.

Уже после второй чарки я почувствовал, что настроение выходит за пределы "делового" и прибегнул к юркиным антиалкогольным снадобьям. Заметил, что и братка тоже заглотнул пару таблеток. Потом мы поспивалы трохи, наши казацкие писняки: Любо, братцы, любо… Несе Галя воду… и Ой, то не вечер…

Перед "третьей", Гнат выпросил у меня ракету и самолично её подвесил над серединой реки. Потом очередной "разлив" осветил Пронька. А завершил пьянку победным салютом Кныш. Одну ракету я заначил на всякий случай.

Через пару часов в лагере, окромя часовых, стоящих на ногах не было. Мы с браткой завалились спать в баркасе, отведя его подальше от берега и став на якорь. А на пристани во всю свою богатырскую стать разлёгся нажравшийся в соплю Прохор.

На рассвете я очнулся от раздававшегося с берега, исконно русского мата. Долгожданные гости прибыли, наконец. Не зря полночи ракеты в небо пуляли.

Гнат стоял на вытяжку перед несколькими, украшенными галунами, перьями и фитюльками, новыми мужиками и чего-то им докладывал.

Пнул Миколу ногой. Он обложил меня грязными и некультурными словами и продрал глаза. Я начал снимать портки, затем голышом с дикими воплями сиганул в донскую воду и изобразил высшую степень восторга. Кныш умылся, поднял якорь и погрёб к пристани.

Было уже достаточно светло, чтобы разглядеть, что наш пластиковый баркас совсем не похож на общеупотребительные "здесь и сейчас". Мыкола начал, якобы, разбираться в снастях. Поднял нашу "хитрую" мачту и развернул по ветру парус на рее, забрякал железками, перекладывая груз баркаса. Потом по-новой скатал парус, прикрепил к рею и положил мачту. А тут я ещё подплыл к брошенному и "забытому" на берегу с вечера виндсёрферу. Голяком стащил его в воду и нимало не смущаясь встал на доску. Поймал дуновения бриза и устремился от берега, телепая яйцами и прочим. Помурыжив зрителей, показав на что я способен, наконец подошёл к баркасу.