Азиатские Христы - [26]

Я не буду говорить здесь о торжественной музыке, которая прямо введена в католическое и православное богослужение, как возбудитель религиозного чувства, или о пении торжественных гимнов, вроде католического «<…>», — для этого мне пришлось бы переполнить эту часть моей книги нотами. Но если у вас есть музыкальный слух и вы бывали в китайском театре или слыхали хоть на граммофоне тот шум и гам, которые сопровождают азиатские богослужения, то вы и без меня уже знаете, что разница между ними в художественности так же велика, как у сонат Бетховена в сравнении с «Чижик, чижик, где ты был», играемым детьми на рояле одним пальцем.

Точно то же и о живописи и о ваянии европейцев сравнительно с азиатами.

Сравните, например, картины прерафаэлитов — вроде Ангелов Творения или «Золотой лестницы» Берн Джонса с произведениями лучших азиатских художников, лишенных даже перспективы. Но, ведь это несмотря даже на необычное трудолюбие в исполнении деталей у японцев, так сказать, лишено души:

И лед блестит, и этот блеск теплом

Не наделит зимы холодной стужу!

Все это ремесло, а не живопись. Это хорошенькие куклы и погремушки, которыми художественно образованный европеец может увлекаться только лишь в такой же степени, как хорошеньким столиком или шкафчиком с инкрустациями. А о скульптуре я уже и не говорю. Она совсем отсутствует в магометанских странах, а в буддийских и браминских проявляется лишь в нарочно придуманных чудовищно-уродливых формах, но и в Европе, впрочем, скульптура еще не достигла последней степени своего развития вследствие воздержания от употребления красок, и стоит на уровне гравюры.

Перейдем теперь и к литературе. Слыхали ли вы о чем-нибудь подобном европейскому роману? Есть ли там свои Диккенсы, Теккереи, Викторы Гюго, Шиллеры, Гете, Шпильгагены, Тургеневы, Достоевские, Львы Толстые? Вам смешно даже и подумать? — И мне смешно.

Казалось бы, что лирическая поэзия, как самый древний род литературы, способный существовать и до изобретения азбуки, могла бы достигнуть в Азии такой же высоты, как и наша. Но где там хоть одно стихотворение на уровне наших современных?

Вот, например, хоть стихотворение о цветах: монгольского автора, записанное А. Д. Рудневым[7]:

На макушке высокой большой горы

И с юга и с севера сплошь

Растут всякие деревья, листья и цветы

И все они приятны на взгляд.

Когда на прекрасных качающихся деревьях

В осенние месяцы года

Из листвы раздается пение птиц

Это прекрасное наслаждение.

В летнее время на выросшей траве

Расцветают всевозможные цветы,

Когда видишь их красу и жизнестойкость

Это прекрасно для глаз.

И мы все живые существа

Во время совместной с ними жизни

Прославим и воспоем здесь

Все мирные и прекрасные цветы.

Оно из лучших, но мы не видим тут еще рифмы[8], а размер плохо походит на наш речитатив.

А вот и еще разговор с перелетными птицами:

— В засушливые месяцы радостного лета

Крылатые птицы с звенящими звуками

Зачем прилетели вы с дикими криками

С берега внешнего моря?

— При сменах четырех времен года

В засушливые месяцы жаркого лета

Гонимые надоблачным ветром

Возвратились мы на свое чистое озеро.

— Прилетев на свое желанное озеро,

К которому так вы стремились

Зачем же прохладною осенью

Улетаете вы вереницами?

— Когда на вершинах высоких гор

Облака ложатся, и снег упал

И уже наступает холод

Возвращаемся мы в свою теплую страну.

Это монотонно певучее стихотворение — как и вся первобытная речитативная поэзия. Но разве можно его сравнить, например, со стихотворением Лермонтова:

На севере дальнем стоит одиноко

На голой вершине сосна

И дремлет качаясь и снегом сыпучим

Одета как ризой она.

И чудится ей, что на юге далеко

В равнинах, где солнце стоит

Одна и грустна на утесе горючем

Прекрасная пальма стоит.

Или, например, из наших новейших писательниц:

Я чувствую себя как странник на земле

И тянет вечно вдаль, и нет нигде покоя.

Волшебная страна мне грезится во мгле

И слышится мне там шум прибоя

Так поздней осенью в стремленье отлетать

Томятся птицы здесь, не находя покоя.

Скорее в дальний путь! Им хочется опять

Услышать под собой певучий шум прибоя

И, верно, потому тоска сжимает грудь

И мысли тяжкие мне не дают покоя,

Что скоро я пущусь в иной далекий путь

Где мне не услыхать певучий шум прибоя[9].

Тот символизм, который составляет всю прелесть истинно художественной поэзии, еще совершенно отсутствует на востоке и душа тамошнего автора обрисовывается как еще стоящая на уровне нашего ребенка.

Перейдем теперь и к прозаической сказке.

Возьмем для примера из собрания того же А. Д. Руднева рассказ:

Молодец с железными ногтями.

Жили были некогда два брата; у старшего были простые ногти, а у младшего — железные. Они забирались в ханский амбар и крали оттуда разные вещи. Раз ночью они оба взобрались на амбар, и старший сказал:

«Ты, как младший, залезай вперед».

Младший ответил:

«Нет, ты, как старший, входи первым».

Старший брат влез первым и плюхнулся в бочку с растительным маслом. А младший брат убежал домой.

Наутро ханские служащие, сняв голову старшего брата и привязав ее к хвосту коня, пустили коня бегать между многочисленным народом, чтобы узнать, кто будет ее жалеть. Жену его начал разбирать плач. Кто-то ей говорит: