Азъесмь - [17]

Рыбу не включили мне в счет. Вместо нее предложили десерт, а когда я не согласился, просто скостили сорок пять шекелей. «Я прошу прощения… – сказала официантка и тут же объяснила: – Что вам не понравилось. – И через секунду уточнила: – Рыба». «Нет-нет, – воспротивился я, набирая на мобильном номер такси. – Рыба превосходная. И вообще у вас тут очень приятное место».

Лошаденок

Это называется «Золотая палочка», и надо прочитать прилагающуюся инструкцию по использованию перед тем, как твоя девушка на него пописает. Потом варим кофе, берем печенье – типа, ничего не горит, – вместе смотрим клип на канале клипов, чморим певца, обнимаемся, вместе с певцом поем припев. И обратно к палочке. На палочке есть окошко. Когда в нем одна полоска, это значит – все в порядке, а когда две – круто, ты же всегда хотел стать папой.

Если честно, он ее любил. Взаправду, а не как, бывает, мямлят «конечно-я-тебя-люблю». Любил ее навеки, как в сказках, хоть-завтра-под-хупу, только вот вся эта история с ребенком дико его напрягала. Ей ситуация тоже давалась нелегко, но аборт ее пугал еще больше. И если они все равно знают, что хотят жить семьей, так просто получается, что лучше раньше, чем позже. «Тебя это все напрягает, – смеялась она, – ты вон весь потный». Он пытался отшутиться: «Тебе, сучке такой, это просто, матка-то у тебя. А я, ты ж знаешь, напрягаюсь, даже когда не с чего, – а уж сейчас, когда есть с чего…» «Я тоже боюсь», – она обвилась вокруг него. «Брось, – он обнял ее, – вот увидишь, все утрясется. Если будет сын, я буду учить его играть в баскетбол, а если дочка – знаешь, ей тоже баскетбол не повредит». Потом она немножко поплакала, а он ее поутешал, а потом она заснула, а он нет. Он чувствовал, как сзади, глубоко внутри, один за другим весенними цветами распускаются его геморрои.

Сначала, пока не было живота, он пробовал не думать об этом, и не то чтобы становилось легче, – но хоть было куда деться. Потом, когда уже стало немножко видно, он начал представлять себе, как ребенок сидит у нее в животе: маленький такой сучонок в деловом костюме. И правда, с чего бы ему не уродиться какой-нибудь пакостью, потому что дети – это как русская рулетка, никогда заранее не знаешь, что получишь. Однажды, на третьем месяце, он пошел в магазин за деталями для компьютера и увидел мерзкого ребенка в комбинезоне, который заставлял маму купить ему игру для приставки и внаглую угрожал, что сбросит свое жирненькое тельце с площадки второго этажа. «Прыгай! – крикнул он ребенку снизу. – Слабо тебе, а, вымогатель?» – и сразу смылся, чтобы истеричная мамаша не позвала охранников. В ту же ночь ему снился сон, как он сталкивает свою девушку с лестницы, чтобы она выкинула. Или это был не сон, просто мысль промелькнула, когда они пошли гулять, и он подумал, что это не дело, что он должен предпринять какие-нибудь шаги. Серьезные шаги, не на уровне разговора с мамой или с бабушкой; шаги, требующие как минимум зайти в гости к прабабушке.

Прабабушка была такая старая, что уже неловко было спрашивать, сколько ей лет, и уж если она что-нибудь ненавидела – так это гостей. Целый день она сидела дома и глотала сериал за сериалом, и даже если соглашалась кого-нибудь принять, то все равно отказывалась выключить телевизор. «Мне страшно, прабабушка, – плакал он у нее в гостиной, на диване. – Мне так страшно, ты себе не представляешь». «Почему?» – спросила прабабушка, пялясь на какого-то усатого Виктора, как раз сообщавшего завернутой в полотенце тетке, что на самом деле он ее отец. «Не знаю, – промямлил он, – я боюсь, что родится что-нибудь такое, чего я совсем не хотел». «Слушай внимательно, правнук, – сказала прабабушка, качая головой в такт музыке, сопровождающей титры. – Дождись ночью, когда она заснет, и ляг так, чтобы твоя голова прижималась к ее животу». Он покивал, хотя не совсем понял, о чем речь, но прабабушка объяснила: «Сон – это на самом деле сильное пожелание. Такое сильное, что его даже невозможно выразить словами. Зародыш, который в животе, – он сам ничего не соображает, поэтому все впитывает. Что тебе приснится – то и получится, проще некуда».

С тех пор каждую ночь он спал головой к ее животу, который все рос и рос. Снов он не помнил, но готов был поклясться, что это были хорошие сны. И еще он не помнил, когда еще в жизни спал так хорошо, так мирно, даже не вставая пописать. Его жена не слишком понимала, что это за странная поза, в которой она обнаруживает его каждое утро, но ее устраивало, что он опять спокоен, а он оставался спокоен всю дорогу, до самой родильной палаты. И не то чтобы ему было безразлично – ему было очень небезразлично, но страх сменился ожиданием. И даже когда он увидел, что медсестра шепчется с акушером, а потом идет к нему неуверенным шагом, он ни на секунду не усомнился, что все будет хорошо.

Короче, у них родился пони, точнее сказать – жеребенок. Они назвали его Хэми, в честь одного бизнесмена, который очень полюбился прабабушке за захватывающие выступления по телевизору, и растили его с великой любовью. По субботам они ездили на нем в парк и играли с ним во всякие игры, в основном в ковбоев и в индейцев. Если честно, после родов она долго была в депрессии, и хотя они об этом никогда не говорили, он знал, что, как бы она ни любила Хэми, глубоко в душе ей хотелось чего-то другого.