Азенкур: Генрих V и битва которая прославила Англию - [129]

Для того чтобы решить сложный вопрос о том, как все это справедливо и дружелюбно уладить, король провел встречу в своем кабинете в лондонском Тауэре со своим казначеем, хранителем печати, архиепископом Кентерберийским и сэром Уолтером Хангерфордом. В ответ на ряд вопросов, заданных ему от имени казначейства, король решил не обращать внимания на разные даты сбора и роспуска отрядов и установить даты начала и окончания кампании на 6 июля и 24 ноября 1415 года. Это создало учетный период в 140 дней, что означало, что каждый оруженосец получит за свои услуги в кампании 7 фунтов стерлингов, а каждый лучник — 3 фунта 10 шиллингов. Все те, кто был убит, умер или заболел и вернулся домой (но только при условии, что они сделали это с королевского разрешения) в течение первого квартала, должны были получить свое жалование за весь этот квартал. Аналогичным образом, все погибшие в битве при Азенкуре должны были получить жалование в полном объеме, как если бы они участвовали во всей кампании. Единственными, кто не получил жалованья, были те, кто собрался в Англии, но был оставлен из-за отсутствия транспорта.[694] Хотя есть соблазн рассматривать эти постановления как попытку навязать относительно простое бухгалтерское решение сложной финансовой проблемы, нет сомнений, что решения короля также были продиктованы желанием быть щедрыми по отношению к тем, кто хорошо служил ему и, в некоторых случаях, заплатил за это своей жизнью.

Тем не менее, те, кто согласился служить непосредственно королю, вскоре обнаружили, что они не всегда могут рассчитывать на полное и быстрое возмещение денег, которые они потратили находясь на службе. Через восемь лет после битвы и через год после смерти самого Генриха V сэр Джон Холланд, несмотря на то, что был в большом фаворе у короля, все еще был должен 8158 фунтов стерлингов (эквивалент $5 437 633 сегодня) за жалование за Азенкурскую кампанию. И он был далеко не одинок. Например, в 1427 году герцог Глостерский и граф Солсбери подали петицию в парламент, утверждая, что они понесли "очень большие личные потери и ущерб", поскольку полностью рассчитались со своими людьми за весь второй квартал, в то время как казначейство вычло сорок восемь дней из их собственных выплат в соответствии с решением короля о досрочном завершении кампании.[695] Другими словами, им пришлось самим нести убытки.

Хотя ожидалось, что высшее дворянство в определенной степени будет финансировать военные кампании короля, те, кто находился ниже на социальной лестнице, также иногда оказывались с неоплаченными счетами по зарплате. Сэр Томас Стрикленд, который нес знамя Святого Георгия при Азенкуре и непрерывно служил во Франции с 1417 по 1419 год, утверждал, что вообще не получал жалованья, за исключением первого полугодия, и поэтому продал серебряные изделия, которые король дал ему в залог, чтобы помочь финансировать его дальнейшую военную службу. В 1424 году он подал прошение, "ради Бога и в качестве акта благотворительности", чтобы ему разрешили выплатить 14 фунтов стерлингов 10¼ стоимости серебра в счет причитающейся ему задолженности, и это прошение было удовлетворено. Десять лет спустя вдова Джона Клайфа аналогичным образом потребовала 33 фунтов 6 стерлингов в счет невыплаченного жалования, причитавшегося ему и его труппе из семнадцати менестрелей за Азенкурскую кампанию. В отличие от Стрикленда, она вернула короне драгоценности короля, которые оценивались более чем в 53 фунта стерлингов; тем не менее, она получила только 10 фунтов стерлингов в счет своего требования.[696] Проблема распространялась дальше по цепочке командования, особенно когда было неясно, кто в конечном итоге несет ответственность за выплату жалованья. По закону командир каждого отряда был обязан по условиям договора, который он подписал со своими людьми, выплачивать им причитающееся, но что делать с теми отрядами, которые не по своей вине потеряли своих командиров до начала кампании? Например, люди, подписавшие контракты на службу с Ричардом, графом Кембриджским, и Генрихом, лордом Скроупом, не имели возможности получить компенсацию из имущества своих казненных командиров, поскольку оно было конфисковано в пользу короны. Трудность установления ответственности за выплаты была проиллюстрирована делом Генри Инглоуза, латника, который согласился служить у сэра Джона Типтофта. В марте 1417 года Инглоуз был вынужден подать на Типтофта в Рыцарский суд, обвинив его в том, что он отказался выплатить ему жалование, причитающееся ему и его людям за Азенкурскую кампанию, "вопреки его собственному обещанию и вопреки всем благородным обычаям". На первый взгляд, опираясь на договор, обязательство Типтофта было очевидным. Сложность возникла из-за того, что, набрав тридцать человек латников и девяносто лучников, Типтофт был назначен сенешалем Аквитании и отбыл в Бордо до начала кампании. Генри Инглоуз, сэр Джон Фастольф и другие члены его армии не поехали с ним, но получили приказ короля присоединиться к его вторжению во Францию. Кто же тогда должен был выплатить им жалованье? Инглоуз мог бы вести дело в обычных судах, но вместо этого он решил обратиться в Рыцарский суд, который возглавлялся констеблем и маршалом Англии и имел юрисдикцию по всем спорам, касающимся армии. Хотя этот выбор, вероятно, был обусловлен техническим характером дела, Инглоуз шел на существенный личный риск: если он не мог доказать свою правоту с помощью свидетелей и улик, констебль мог заставить его сделать это лично, сразившись в судебном поединке.