Азбука едет по России - [3]
— Самая что ни на есть, — сказал Ефремов.
— Знаю, — подтвердил Алесь, — у моего старшего братца Ярмолы тоже была тайна. Это когда он хотел жениться на панской ключнице Анеле. Только не женился он.
— Почему?
— Анелю продали другому пану. Тот пан граф. Ныне Анеля домовая холопка у пани графини. Её выдали замуж за конюха.
— А Ярмола твой холостой?
— Так и остался, пане. Да где он?..
Алесь, вспомнив о брате и о сгоревшей деревне, затосковал. Ефремов это заметил и похлопал Алеся по плечу:
— Не тужи, Алесь. Найдутся родичи твои.
Заночевали в задней комнате. Капитан положил рядом с собой на лавку сумку и пистолет, накрылся плащом и сразу же захрапел. Тимоха расположился на постеленной овчине, а мальчику дали только пук соломы, и он скорчился на полу, подложив руку под голову.
Алесь не спал долго. В узкое окошко заглянул месяц. Недалеко от месяца, на тёмной синеве, блестела какая-то звезда. В тишине слышно было, как в соседней конюшне лошади во сне переступают копытами по дощатому настилу.
Алесю приснилось, что он вернулся в Смолятичи и никакого разорения там нет, но нет и людей. Ходит Алесь по деревне и кричит: «Ярмола! Ярмола!» — но никто ему не отвечает. Алесю стало страшно среди пустых изб, и он проснулся.
Всё так же светил двурогий месяц в окно. И тут мальчику показалось, что между месяцем и окном легла чёрная тень.
Алесь приподнялся на локте. Тень выдвинулась подальше, и Алесь увидел очертания длинного носа и ещё более длинного подбородка.
Вдруг тень пропала. Через несколько минут створка окна начала тихо отворяться наружу.
Алесь привстал на обеих руках. В отворённой створке мелькнула палка с крючком на конце. И этот крючок стал медленно приближаться к сумке, которая лежала на лавке.
Алесь хотел крикнуть, но удержался и проглотил слюну. Крючок бесшумно полз по лавке и нащупывал сумку.
Алесь встал на ноги и вдруг отчаянно ухватился обеими руками за палку. За окном кто-то тихо вскрикнул. Другой голос выругался, и палка с шумом упала на пол.
Капитан вскочил и схватил пистолет. Тимоха поднялся с овчины.
— Воры! — кричал Алесь. — Держи воров!
Ефремов сразу сообразил, в чём дело, распахнул окно и пролез в него с трудом, потому что окно было небольшое.
— Тимоха! — крикнул он снаружи. — Береги суму!
На дворе шла возня. Корчмарь спускался сверху с фонарём в руке и спрашивал, что случилось. Грохнул пистолетный выстрел.
Алесь выбежал на двор. Ефремов шагал из леса с размётанными волосами, держа пистолет дулом вниз.
— Слушай, корчмарь, — сказал он грозно, — кто эти двое, что сидели нынче за столом поодаль?
— Разве я знаю, пан офицер? — жалобно пропел корчмарь. — У меня корчма, а не усадьба. Кто деньги платит, тот и гость…
— Давно они у тебя?
— К обеду прибыли с возком. Возок уехал, а они остались. Говорили, что ждут попутчиков до Орши… Один вроде духовный, должно быть, из униатов. А второй, как вы сами изволили видеть, панский слуга. Похоже, из охотных людей, может быть псарь…
— И ты никогда их не видал?
— Пореши меня бог на этом самом месте, пане офицер, если я их знаю! Сбежали и за обед не заплатили, чтоб им подавиться рыбной костью!
Ефремов вернулся к себе и, внимательно ощупав сумку, положил её под изголовье.
— Пошли вы спать, — скомандовал он, — а я посижу ещё тут маленько.
Поручик сидел, надо полагать, до рассвета. Алесь сквозь сон видел, как тлел огонёк в его трубке, и слышал запах табачного дыма.
Корчма проснулась рано утром. Ефремов и его товарищи кое-как поели и выпили на троих жбан пива. Расплатившись с корчмарём, капитан приказал Тимохе седлать коней, а сам стал заряжать пистолет.
— Что же с парнем-то, господин поручик, — спросил Тимоха, почёсывая затылок, — в монастырь отвезём али как?..
— В Москву, — сухо отвечал Ефремов.
— Вот как! — удивился Тимоха. — А что с ним в Москве будет?
— Я его определю в навигацкую школу.
— Господин поручик, — усомнился Тимоха, — ведь он беглый, крестьянский сын… Кто ж его возьмёт в школу?
— Добьюсь! — твёрдо отвечал Ефремов. — Всякое бывает!
— Ой ли? — смутным голосом сказал Тимоха и пошёл седлать.
Алесь подошёл к Ефремову, встал на колени и пытался поцеловать поручикову руку. Ефремов поднял его с полу.
— Я этого не люблю, парень, — сказал он, — но в Москве не осрами меня. Учиться так учиться! России нынче уменье надобнее всего! Поехали!
Уже сидя в седле позади поручика, Алесь робко спросил:
— Пане военный, это воры были?
— Лазутчики, — отвечал Ефремов, не оборачиваясь. — Свейского короля Карлуса люди. Хотели сумку унесть, приметили царскую печать. Карлус их далеко разослал по всему краю, гляди в оба!
— Да что вы в сумке везёте? Золото?
— Не знаю, — отвечал Ефремов, — я и не спрашивал. Не положено по военной службе.
Ехали свежачком, ещё туман таял в долу. Солнце вставало. Жаворонки заливались в небе. Слушая их, запел Тимоха, как-то ладно приспосабливая свою песню к равномерному цоканью копыт:
МОСКОВСКИЙ ПЕЧАТНЫЙ ДВОР
Петухи пропели на Москве-реке. Ударил колокол в Кремле, и отозвались колокола по всему городу.
На кремлёвских стенах в последний раз прозвучала перекличка часовых:
