Азбука анархиста - [134]

Для того чтобы широкая крестьянская масса могла видеть, какие вещи были в этом эшелоне, и серьезно подумать о том, где они могли быть приобретены немецко-австрийскими войсками, я распорядился, чтобы местные ново-гупаловские повстанцы сообщили в село крестьянам – выйти к эшелону, посмотреть на содержимое в нем и такие вещи, как кожа, сахар, варенье, забрать и распределить в общественном порядке, между беднейшими в первую очередь. Население все это награбленное богатство эшелона видело и глубоко возмущалось.

А мы ушли далее, к Днепру, к месту Днепровских порогов, туда, где шум быстрых и сильных потоков всегда что-то говорит имеющим силы бороться за широкие просторы и за вольность.

У порогов я лично и отряд повстанцев сели на плоты и двинулись по Днепру под руководством опытных лоцманов-крестьян, чтобы прощупать на дне Днепра пулеметы бывших гайдамаков-синежупанников, заподозренных гетманом и немецко-австрийским командованием в революционности и частью разоруженных, частью же разбежавшихся по Украине с оружием и попрятавших часть этого оружия в Днепре.

Пулеметы мы нащупали и около восьми штук вытянули. Хотя масло с них и было уже смыто, они еще сохранились и были пригодны на позициях и в боях. Здесь же, у Днепра, крестьяне снесли нам около двадцати ящиков патронов к русским и австрийским винтовкам.

Но здесь же, впервые за время нашего открытого вооруженного выступления против врагов революции и трудящихся, два повстанца (один, между прочим, лучший друг товарища Щуся) опозорили наш отряд, тайком от всех наложив на мельницу денежную контрибуцию в размере 3000 рублей. Они получили эту сумму и позашивали ее себе в шапки.

Об этой контрибуции я узнал при моем выступлении с речью перед крестьянским сходом села Васильевки. Никогда за все время моей революционной деятельности я не чувствовал на сердце такой боли, как во время этого своего выступления. Мысль, что в отряде есть люди, которые тайно совершают непозволительные преступные акты, не давала мне покоя. И отряд не вышел из этого села до тех пор, пока лица эти не были раскрыты и хоть и с болью, но без всяких колебаний расстреляны в этом же селе. Теперь я, братья Каретники, Марченко, Лютый, Мощенко, юный и до бесконечности честный Гаврюша Троян и другие – все были в тревоге перед сознанием, что в отряд просачивается элемент, преследующий цели грабежа и личной наживы. И мы решили не останавливаться ни перед чем, чтобы с корнем вырывать его из повстанческих рядов и уничтожать.

Изъездив многие районы Павлоградского и Александровского уездов, кое-где реорганизовав наши инициативные повстанческие группы в подотделы основного штаба повстанческих войск имени Батьки Махно, мы повернули на Гуляйполе, опять-таки через село и станцию Ново-гупаловку.

При стоянке в селе Ново-гупаловке штаб выяснил, что по линии Синельниково-Александровск вот уже несколько дней почти беспрерывно рейсирует подозрительный поезд в три-четыре вагона. Я лично придал этому поезду известного рода разведывательное значение, однако не сделал распоряжения подрывщикам конной разведки подложить в известных местах фугасы и взорвать его. Штаб в это время постоянного начальника не имел. Обе функции – и начальника штаба, и командующего – сосредоточивались в моих руках. Поэтому дежурные по штабу – старший Каретник и А. Марченко – сами тоже не дали распоряжения об этом подрывщикам. Отряд стоял спокойно и пополнял свои ряды свежими стекавшимися к нам в этом районе силами.

Целые сутки нас никто из врагов не беспокоил. Но вот мы снялись из села Новогупаловки и направились на переезд через линию железной дороги. Разведчики наши заняли станцию и узнали, что со стороны станции Софиевка вышел этот поездок в 3–4 вагона. Узнали даже, что он сопровождается несколькими русскими и украинскими (гетманскими) офицерами.

В группе разведчиков имелось, во главе с младшим Каретником и Василием Шкабарней, около двенадцати человек лучших солдат, пограничников старой военной службы, людей очень опытных и серьезных.

Подзываю младшего Каретника и делаю ему распоряжение остановить этот поездок у подхода к вокзалу:

– Если не надеешься на свои силы, возьми человек 30 из пехоты, с люйсистами.

И тут же даю распоряжение товарищу Клерфану отпустить эти силы из пехоты.

Младший Каретник говорит:

– Мы его остановим и возьмем силами разведчиков.

И тотчас бросается галопом к своим людям.

Отряд наш пересек линию и как будто начал удаляться от станции. Но как только передние его части скрылись за бугорок, командир Клерфан быстро повернул вправо с целью обойти поездок сзади и отрезать его. Маневр товарища Клерфана оказался, однако, бесполезным. Поездок этот подскочил к станции и как будто начал останавливаться по сигналу подскочивших в нему младшего Каретника, Шкабарни и других. В действительности он останавливался с целью, чтобы команда его взяла более верный прицел. На этом тихом ходу из поездка посыпался град пулеметных и ружейных пуль, скосивших на месте Шкабарню и с ним еще четырех лучших бойцов. Был также тяжело ранен младший Каретник. Были ранены его и моя лошадь. Обстреляв наших, поездок помчался вперед по направлению Славгорода-Синельникова.