Азбука анархиста - [101]

При этом налете одна из карательных частей наскочила на наше расположение. Хозяева квартиры, где находились я, Марченко и Петя Лютый с одним пулеметом и прислугой к нему, растерялись. Им ведь грозила верная смерть. Но ввиду того что и мы, и они об этом наперед знали, растерянность хозяев нас не могла тронуть. Мы решительно и быстро постановили дать должный революционный отпор наглым налетчикам. Поэтому спешным делом, мало задумываясь над последствиями нашего решения, я приказал (вопреки «священным принципам» кабинетного анархизма) в оперативном порядке своим друзьям бросить верховых лошадей у их корыт, снятые седла прикрыть половой, соломой и чем попало, а выхватывать со двора лишь тачанку с пулеметом, на которую я сам сел, предупреждая первого номера пулеметчика сохранять максимум хладнокровия и действовать пулеметом только тогда и так, когда и как я прикажу.

Мои беззаветно храбрые и честные друзья бросили все, кроме карабинов и патронов, в своих квартирах и, через дворы и огороды, отступали вслед за мною, ехавшим, стоя на тачанке, с пулеметчиком и кучером, управлявшим лошадьми.

Человек 22–25 немцев, австрийцев и вартовых бросились за нами, крича «Стой!» и целясь в нас. Я крикнул кучеру:

– Поворачивай лошадей назад и держи направление параллельно бегущим негодяям!.. ГАВРЮША, ВОЗЬМИ ПРИЦЕЛ!

Гаврюша (пулеметчик), словно присосался, прилег к пулемету. Кучер же с лихорадочным волнением, но быстро повернул лошадей в указанном направлении и, как бы теряясь, нервно натягивал вожжи, будто хотел остановиться. Каратели-налетчики приблизились к нам уже шагов на 20–25, направляя дула своих карабинов прямо на нас.

Я поднял левую руку и крикнул этим негодяям:

– Пан, стой, не стреляй! Мы – милиция.

Со стороны врагов раздался злобный ответный голос:

– Яка мiлiцiя?

И они как будто перестали целиться в нашу сторону.

Я крикнул Гаврюше: «Бей!» И сам выстрелил в сторону нападавших. Пулемет «максим» заговорил как бы с задержкой, но так метко, что ни один из нападавших не устоял. Все упали, частью разорванные пулями, частью легко раненные, но притворившиеся убитыми.

Товарищи, отступавшие в пешем порядке, быстро окружили нападавших и предложили им подняться. Тех, которые позалезали в кусты и оттуда отстреливались, расстреляли тут же. Нескольких раненых подобрали и увели с собою. Затем бросились – одни выхватывать своих оставшихся по дворам крестьян, лошадей и седла, другие в погоню за убегавшими немецко-австрийскими солдатами и гетманскими вартовыми, не успевшими попасть под наш пулемет. Я лично с тремя товарищами кинулся к телеграфным и телефонным столбам, ведущим к Гуляйполю, и перерезал на них провода.

Товарищи, бросившиеся в погоню за убегавшими солдатами и вартовыми, поймали нескольких из них. Среди пойманных оказался и начальник гуляйпольской варты. Последний был тут же пристрелен. Солдат и рядовых вартовых мы забрали на свои подводы.

«Как же быть с убитыми? – мгновенно мелькнуло у меня в голове. – Ведь за них гетманское правительство и немецко-австрийское командование взыщет с крестьян деревни. (То был период, когда за каждого погибшего немецкого и австрийского солдата или вартового, погибшего в самой ли деревне или на земле этой деревни, власти взыскивали с крестьян этой деревни в виде расстрела известного количества крестьян и наложения на всех крестьян тяжелой денежной контрибуции, которая должна была быть внесена в указанные часы. Невыполнение контрибуции каралось новыми расстрелами крестьян, конфискацией имущества и т. п.)».

И я тут же распорядился, чтобы сбежавшиеся нам на помощь крестьяне взяли лопаты и, подобрав все трупы убитых, вывезли их за деревню, в помещичий лесок, и там прикрыли бы их землей или просто так бросили бы их там…

Трупы были подобраны и вывезены из деревни в помещичий лесок.

Мы же, попрощавшись с крестьянами, выехали в направлении села Туркеновки и по дороге, как бы обходя это село, остановились в одной из балок. Здесь я опросил захваченных в плен. Среди них оказались два человека украинцев-галичан из австрийской армии. Мы с ними сговорились написать под мою диктовку письмо к немецким и австрийским солдатам, в котором наша повстанческая организация предлагала им не слушаться своих офицеров, перестать быть убийцами украинских революционеров, крестьян и рабочих и палачами их революционного освободительного дела, а убивать своих офицеров, которые привели их на Украину и делают из них убийц лучших сынов трудового народа, и уезжать на свою родину: творить там революцию и освобождать своих угнетенных братьев и сестер. «В противном случае, – подчеркивалось в этом письме, – украинские революционные труженики под знаменем восстания против власти ваших офицеров и поставленного ими гетмана Скоропадского принуждены будут убивать и вырезывать всех вас поголовно вместе с вашими офицерами и агентами гетмана как убийц и палачей…»

Вручив это письмо пленным и отпустив их, мы сами на их же глазах тронулись в одном направлении. А как только наступила ночь, мы свернули влево, а затем назад и остановились в 17 верстах от Гуляйполя, в деревне Шанжаровке.