Аз-Зейни Баракят - [58]

У отца же ее нет иного разговора, кроме рассказов о визитах великих мира сего. В свадебную ночь эмир Савдун шепнул ему несколько слов, которых не слышал никто, кроме шейха Рейхана. Потом к нему подошел Аз-Зейни Баракят и спросил, о чем говорил эмир Савдун. Шейх Рейхан сдержанно засмеялся и сказал, приложив руку к груди: «Прости меня, Зейни, но я не открою тебе того, что он мне сказал. Я не раскрою тайны, которую он мне доверил». Аз-Зейни рассмеялся и сказал: «А знаешь ли ты, что это первый случай, когда эмир Савдун высказывает свое расположение человеку и доверяет ему тайну?» У шейха Рейхана ум за разум зашел от радости, что дочь его замужем за отпрыском старинного княжеского рода, в жилах которого течет кровь эмиров и предков великих мира сего.

Ах, какой прок терзать себя этими жалкими мыслишками? Что за никчемная, растерзанная душа заключена в этой груди! Неужели она живет всего лишь двадцать семь лет?

* * *

Они и не стараются быть незамеченными. Открыто появляются повсюду, снуют возле лавок. Их множество, но любой их безошибочно распознает по только им присущим повадкам. Они могут возникнуть нежданно-негаданно, то в образе старухи, то в обличье бедного крестьянина, неторопливо бредущего по дороге. Бегающий взгляд выдает их. В их роли может быть и молодая женщина, и пожилая, и ребенок. Бесчисленное множество детишек служат шихабу. Сын доносит на отца своего. Устами младенца глаголет истина, считают они. Такого еще не бывало в этой стране. Саид не встречается на улице со своим приятелем Мансуром, иначе и за ним будут ходить по пятам. Саид точно знает: каждое его движение замечено, каждый вдох учтен. Он много болтает в галерее студентов, в мечети университета. Возможно, они исказили его слова, добавили то, чего он не хотел сказать. Странно, но он слышал, как некоторые семинаристы открыто ругали эмира Таштамира. «Может быть, они из соглядатаев?» — подумал Саид. Однако он слышал, как один семинарист, сириец из Алеппо, клялся на книге «Сахих» Аль-Бухари[62], что эмир Хайр-бек состоит в тайной переписке с турецким султаном. Он доносит о положении народа в Сирии и Египте, передает все до последних подробностей… Пальцы погрузились в бороды, в глазах — растерянность: какие испытания грядут, какие беды уже витают над их головами? Саида поразила не связь Хайр-бека с османами — он мог предположить что-нибудь подобное, ибо на это падки люди без роду и племени. Его потрясла реакция, с которой были восприняты слова семинариста. Что у них на уме? Уже давно он носит на сердце тяжелый камень. Никто не поддерживает его, даже Мансур, его приятель. Если бы его спросили о тех, с кем он живет и учится, он бы ответил: «Никчемные людишки. Они ведут себя так, будто на них налетели мамлюки и оскопили в одночасье. Однако таких странных кастратов еще не видел свет: кастраты, от которых рождаются дети, скопцы, которые брюхатят женщин! Но у них нет собственного мнения. Их учитель — соглядатай, их наставница — Суннийя бинт аль-Хуббейза».

Саид слышит, как они громко обсуждают то, что он не решается высказывать открыто. Что происходит? Может быть, он постарел? Чье острое лезвие тянется к его сердцу, к его языку, к его совести? Он ходит от одного кружка к другому, прислушивается. Они делятся новостями: послы султана вернулись от османов опозоренными, с их неприкосновенностью не посчитались. Их главу, эмира Маглабави, обрили и заковали в цепи. Его бы убили, если бы за него не вступились некоторые благоразумные османы. Война неминуема.

Посланцы эфиопского негуса направляются в Крепость, народ дивится их странному обличью.

Джан Баради аль-Газали отправился в провинцию аш-Шаркия. Пробует свой меч на шеях крестьян. Убивает тысячами. От трупов тухнет вода в каналах.

Умер старик, который лучше всех умел делать бусбусу. С его смертью исчез этот сорт бусбусы, ибо он никому не передал своего секрета.

Аз-Зейни Баракят собирается обратиться к народу. Возможно, некоторые эмиры, которые стоят за спиной Абу-ль-Хайра аль-Мурафи, намереваются нанести Аз-Зейни удар в спину?

* * *

Мечеть переполнена молящимися. В воздухе запах воды для омовений и старых циновок. Аз-Зейни поднимается на кафедру. И в то же мгновенье Саиду является виденье: вместо кафедры он видит, как сам выходит на встречу с Самах в день Шамм ан-Насим. Его счастье беспредельно! Целый день он говорил с ней, и его солнце не закатывалось… Он видит себя лишенным надежды, в ушах стоит шум голосов. Он прислушивается к звукам свадьбы в ту ночь, когда его принесли в жертву и архангел Гавриил не спас его. Не в силах выплакать свое горе, он бродил как прокаженный. Мир стал для него узкой щелью. Кровь его пролилась над пустыней. Из груди вырвали сердце… Аз-Зейни вещает с кафедры, а Сейид ан-Нас по-прежнему торгует бобами по какой ему заблагорассудится цене. Люди наперегонки спешат приложиться губами к «ручке» Закарии и коснуться края его абы. Почтенные мужи перед лавками кивают головами, прищуривают глаза, приговаривая: «Смотрите, разве когда-нибудь был в Каире человек, подобный Закарии? Посмотрите, как он благочестив и набожен. Никогда уж не будет второго такого соглядатая!»