Азъ-Есмь - [26]

«Чтобы революция ожила, ее надо переизобрести», – говорит пламенный Рауль Ванейгем. Молекулярная революция», «Фрагментарная революция», «Сексуальная революция», «Повседневная революция», «Инволюция», «Ирреволюция» – этот «темный ряд», обремененный квази-боевым порядком «фаз» и «подфаз», отодвинул реальный революционный проект как реакционный и утвердился в качестве безжизненного радикал-экстрима. Как свернуть этот квази-революционный флаг, что развивается над гробом мифов? Очевидно, обратившись ко злобе дня, черпать революционную поэтику не из «ущемленных интересов», а из державных сил прошлого, опасных истин настоящего и духовной свободы будущего. Причем, таким образом, чтобы контраст между потенциальным укладом жизни и царящей бедностью выглядел потрясающим, то есть абсолютно нетерпимым…

Наши экуменисты, либеральные церковники, режимо-блюстительная паства и прочий гибридный resentment, сегодня пытаются слова «Да будет воля Твоя» интерпретировать и продвигать как эталон послушания, как отказ от права на борьбу, как отнятие собственной воли высшей Волею. Хотя в них свобода воли и автономия полноправной личности, что называется, налицо. И – сохранена во всей своей неприкосновенности именно в твердо акцентированном «Да будет». Как подоснова прав Личности «Да будет» являет то самое ценное воплощение свободной воли, что может сказать и – «Да не будет». «Да будет…» – если мы поднимемся над тезисом и антитезисом и вникнем – звучит из самой глубины нашей самости, как свободный ответ на призыв божественной Воли. «Да будет…» Это – я и каждый сам себе говорит, - решаясь и избирая путь, и только такой ответ нужен Богу.

В речении «Да будет воля Твоя» заключено, несомненно, сочетание двух воль, а не одной воли. За это положение, как известно, боролся Максим Исповедник, и это сочетание есть сублимация – преображение – нашей человеческой воли через посредство Высшей, Ниспосланной. Преодоление возникающей антиномии разрешается, как явно видится, так: Бог хочет, чтобы мы исполняли Его волю, однако, не как рабы, не как выживающие, не как корчащиеся в экспансивно-разлагающем миллениуме клоны, а как Сыны Божии. Отношение Богосыновства есть единственный символ животворной установки «Да будет воля Твоя». Призыв исходит «свыше», от иерархически высшего Лица. И Сын отвечает на этот призыв свободной любовью человека, неотрывного от народной судьбы и родного народа, от собственных родных и близких, с которыми он кровно связан. На установку антинародного правителя или конституирующее заклинание временщика-обновленца-рукосуя он может, а то и должен ответить отказом: «Пойми, ничто на век не задано…» Или энергией мятежника, крушащего декорации порабощающей мультикультуры и толерантности. Такой, к примеру, которая заключена в духоподъемном кличе современного поэтического классика Алексея Широпаева, призывающего во имя России, восходящей и извечной, – соединить, совместить, сопрячь – волю свою и волю Всевышнего:

Буряты, монголы, казаки –

На запад, на запад, на запад…

Туда, где сверкает столица,

Легенда, как туча, стремится.

На офисы, факсы и пластик –

Мистерия шашек и свастик.

Смотрите: на банковских стенах

Пульсирует конная пена.

В ребристые ваши тоннели

Бураны степные влетели.

И рушит компьютеров недра

Империя воли и ветра…

7 февраля 2012г.

Глава II

Евангелие от Домового

Литературное поле, возделываемое современным российским сознанием, стало необъятным. Цивилизованно-ангажированное письмо и художественно-культурная имитация превратились в базу духовной жизни. Эта база расширяется. Моральное и аморальное, нравственное и безнравственное поменялись местами, а традиционный эстетический идеал оказался решительно потесненным. Однако этот идеал не исчез, просто он перестал оберегать свои духовные сокровища. И литературный авангард, беззастенчиво используя священное, сегодня столь же беззастенчиво загрязняет его живительные истоки. Прочно закрепившись в роли лидера, он не замечает, как национально-историческое, опустошенное и попранное, с непредумышленным нарастанием начинает отстаивать себя. И – небезуспешно: новейшая литература («подпольная», «приключенческая», «исповедальная», «самоироническая», «феминистическая» и т.п.) превращается в рабыню самодовлеющих страстей, ибо раболепствует не только перед необуржуазной «ощущающей культурой», а и перед сломленно-несломленным русским художественным миросозерцанием.

Раболепие это неизбежно. Реальная русская литература всегда являла в своей духовной сущности не что иное, как чаяния русских людей, закрепленные в характерах и обстоятельствах, или народно-историческое самосознание, сложившееся на почве здорового самопобуждающегося единения. Русский художественный мир никогда не был системой идей или образов. И не сводится ни к андерграунду, ни к дерзновенному романтизму, ни к эмансипированному постмодернизму. А опираясь на живые отношения живых людей, сотворялся внутренне: прикровенно и праведно.

«Талантливым моментом наград нас Бог. Сумеем ли мы около него сами быть талантливы?» Этот насущный вопрос, поставленный В. Розановым на смертном одре, для наших дней стал еще более кардинальным. Современный литературный процесс исполнен самых кричащих и непредсказуемых противоречий. Они вызваны разными причинами, в том числе и чрезвычайной небывалостью того «материала», который подлежит художественному освоению – народностью… «Горнилом времени», если вспомнить Белинского.