Аз есмь царь. История самозванства в России - [90]
Крестьянство, как и большая часть населения России, было глубоко религиозно. Ему не пришлось предпринимать дополнительных усилий, чтобы принять трансцендентную мысль, близкую его мировосприятию. Религиозная сущность коммунистической власти лежала на поверхности. Народ непроизвольно ее признал, и власть, создав культ вождя, обнажила собственный религиозный характер. Бальзамирование тела Ленина как нельзя лучше подходит для анализа этой религиозности. Протоколы Комиссии по увековечиванию памяти В. И. Ульянова свидетельствуют о дебатах между противниками и сторонниками бальзамирования. Архив комиссии сохранил множество писем от населения, равно как и отчеты органов правопорядка о настроениях в обществе. Везде слышны откровенно религиозные нотки. Вот рабочий пишет, что «в 1917 году в лице Владимира Ильича Ленина обнаружился Спаситель мира» и что трудовой народ верит в своего Спасителя; вот курсант сообщает, что в деревне, где у него живут родственники, он видел портрет Ленина на стене рядом с иконой. 28 января 1924 года, через семь дней после смерти Ленина, сотрудник органов в отчете о политических настроениях, царивших среди делегатов, съехавшихся в Москву на похороны вождя и размещенных в одной из воинских частей, также отмечал отождествление почившего с Иисусом. На встрече политагитаторов с рабочими и крестьянами слышались «характерные со стороны рабочих и крестьян заявления, например: делегаты Харьковской губернии говорили, что Украина в товарище Ленине видит третье лицо [троицы]: первым был Христос, вторым был Карл Маркс и третьим товарищ Ленин». А вот взгляд образованного автора книги об истории мавзолея Ленина, которая была одобрена Политбюро ЦК КПСС и многократно издавалась и переиздавалась в советское время: «Скоро одиннадцать часов – момент открытия Мавзолея Владимира Ильича Ленина. Строже и более подтянутой становится площадь в эти последние волнующие минуты. Солнце, вставшее из‐за собора Василия Блаженного, заливает ее ясным светом, ласкает черно-красный камень Мавзолея <…>. Народ идет в Мавзолей, к вождю. Идут за верой <…>». Место, к которому тянутся солнечные лучи, освященные знакомым каждому собором, источник веры для страждущих! Мавзолей совершенно недвусмысленно помещался в религиозный контекст и соответствующим образом воспринимался. Члены комиссии сознавали религиозный контекст всего действа. Н. И. Муралов говорил: «Я считаю необходимым и политически выгодным устроит склеп именно так, чтобы все массы пролетариата и крестьянства могли видеть своего вождя». В ответ Ворошилов не стеснялся в выражениях: «Вся речь Муралова – это чепуха, я бы сказал позор <…> Дело не в трупе. Мне думается, что нельзя прибегать к канонизированию <…> крестьяне это поймут по своему – они мол богов разрушали, посылали работников ЦК чтобы разбивать мощи, а свои мощи создали». Дзержинский отвечал: «Что касается мощей, то ведь раньше это было связано с чудом, у нас никакого чуда нет»; потом добавил, что это «не культ личности, а в какой-то мере культ Владимира Ильича».
С одной стороны, советское руководство пыталось установить заслоны, не позволяющие истолковывать его решение в религиозном смысле. Дзержинский предложил запретить священнослужителям участвовать в церемонии прощания с телом Ленина, но Ворошилов ответил, что это политически невыгодно, потому что если у чеченцев, например, спросят, кого они хотят послать в Москву, то народные массы пошлют мулл. С другой стороны, хотя власти и делали врага из институционализированной религии, они упускали из виду народную религиозность. Дзержинский и большая часть членов комиссии и Политбюро не понимали предупреждения Ворошилова о возможной реакции крестьянства, а именно – вопрос о символическом аспекте Ленинского культа, хоть и религиозного, но нового, поскольку отныне он становился имманентным. Примечательны слова Бухарина на встрече Политбюро в октябре 1923 года, когда при обсуждении возможной скорой смерти вождя Сталин предложил бальзамировать тело Ленина: «Хотят возвеличить физический прах в ущерб идейному возвышению». Достаточно заменить слова «прах» на тело и «идейный» на политический – и получится формула политической истории России.
Икона олицетворяет Создателя. Теория и практика советской власти оказались близки с христианством. Приведем пример характерный пример.
«Осень сорок второго <…>. Лондон в огне <…>. Мы, четверо военных кинооператоров с разных фронтов, будем сопровождать морской караван в Англию и Америку <…>. Вдруг среди прохожих на Оксфорд-стрит мелькнуло знакомое лицо, военная фуражка со звездочкой: Людмила Павличенко – знаменитый севастопольский снайпер <…>. Я снимал ее в снайперской засаде среди цветущих яблонь под Севастополем <…>. Она возвращается из Америки с конгресса студентов. Рассказывает, как вызвали ее к Сталину.
– Ты знаешь меня хорошо. Я ничего на свете не боялась, хотя и бывало иногда очень страшно, но, когда меня ввели в Его кабинет, меня буквально заколотило, в ногах появилась слабость, даже не могу объяснить – подогнулись они сами, и я перед Ним очутилась на коленях. Так меня мама в детстве ставила на колени перед Николаем Угодником. Я даже, кажется, приложилась к Его руке. Хорошо, мы были одни. Он помог мне подняться. Он говорил мало, но я была так взволнована, что точно передать, что Он говорил, не могу. О геройстве, о подвиге, о патриотизме девушек на войне… Единственно, что я ответила ему: „Служу Советскому Союзу!“
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
Книга представляет первый опыт комплексного изучения праздников в Элладе и в античных городах Северного Причерноморья в VI-I вв. до н. э. Работа построена на изучении литературных и эпиграфических источников, к ней широко привлечены памятники материальной культуры, в первую очередь произведения изобразительного искусства. Автор описывает основные праздники Ольвии, Херсонеса, Пантикапея и некоторых боспорских городов, выявляет генетическое сходство этих праздников со многими торжествами в Элладе, впервые обобщает разнообразные свидетельства об участии граждан из городов Северного Причерноморья в крупнейших праздниках Аполлона в Милете, Дельфах и на острове Делосе, а также в Панафинеях и Элевсинских мистериях.Книга снабжена большим количеством иллюстраций; она написана для историков, археологов, музейных работников, студентов и всех интересующихся античной историей и культурой.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Эта книга — не учебник. Здесь нет подробного описания устройства разных двигателей. Здесь рассказано лишь о принципах, на которых основана работа двигателей, о том, что связывает между собой разные типы двигателей, и о том, что их отличает. В этой книге говорится о двигателях-«старичках», которые, сыграв свою роль, уже покинули или покидают сцену, о двигателях-«юнцах» и о двигателях-«младенцах», то есть о тех, которые лишь недавно завоевали право на жизнь, и о тех, кто переживает свой «детский возраст», готовясь занять прочное место в технике завтрашнего дня.Для многих из вас это будет первая книга о двигателях.
Почему все попытки модернизации и либерализации России за последние 160 лет заканчивались неудачей? Этот ключевой для нашей истории вопрос ставит в своей книге Михаил Давыдов. Чтобы попытаться на него ответить, автор предлагает обратиться ко второй половине XIX века – времени, когда, по его словам, Россия пыталась реализовать первую в своей истории антикапиталистическую утопию. Власть и часть общества соглашались, что в индустриальную эпоху можно быть «самобытной» великой державой, то есть влиять на судьбы мира, принципиально отвергая все, за счет чего конкуренты и противники добились процветания, и в первую очередь – общегражданский правовой строй и соответствующие права всех слоев населения.
Реформаторское наследие Петра Первого, как и сама его личность, до сих пор порождает ожесточенные споры в российском обществе. В XIX веке разногласия в оценке деятельности Петра во многом стали толчком к возникновению двух основных направлений идейной борьбы в русской интеллектуальной элите — западников и славянофилов. Евгений Анисимов решился на смелый шаг: представить на равных правах две точки зрения на историческую роль царя-реформатора. Книга написана в форме диалога, вернее — ожесточенных дебатов двух оппонентов: сторонника общеевропейского развития и сторонника «особого пути».
Книга Александра Филюшкина посвящена масштабному столкновению на Балтии во второй половине XVI века с участием России, Ливонии, Швеции, Польши, Великого княжества Литовского, Дании, Священной Римской империи и Пруссии. Описываемые события стали началом долгой череды противостояний России и Европы, определивших характер международного общения последующих столетий. Именно в конце XVI века военной пропагандой были рождены многие штампы и мифы друг о друге, которые питали атмосферу взаимной неприязни и которые во многом живы до сих пор.
Самодержавие и политический сыск – два исторических института, теснейшим образом связанные друг с другом. Смысл сыска состоял прежде всего в защите монарха и подавлении не только политической оппозиции, но и малейших сомнений подданных в правомерности действий верховной власти. Все самодержцы и самодержицы XVIII века были причастны к политическому сыску: заводили дела, участвовали в допросах, выносили приговоры. В книге рассмотрена система государственных (политических) преступлений, эволюция органов политического сыска и сыскная практика: донос, арест, допрос, следствие, пытки, вынесение приговора, казнь или ссылка.