Аз есмь царь. История самозванства в России - [73]
В следующие годы декабристскую эстафету принял ряд офицерских и студенческих кружков, не прекративших использовать имя Константина в своих интересах. Московский кружок Николая Сунгурова, созданный в 1831 году, объединял сторонников принятия конституции, которая «ограничивала бы деспотизм властителей, даровала свободу гражданам, устанавливала равенство». Они надеялись возбудить брожение среди народа, эксплуатируя его веру в скорый приход Константина во главе сильной армии, посланной с тем, чтобы освободить крестьян от крепостной зависимости и добиться списания их долгов. Некоторые обвиняли Николая I в том, что он, «Гольштейн-Готторпский самозванец, бессовестно присвоил себе имя Романова»; тема немецкой крови русских императоров периодически всплывала с момента кончины Петра II, последнего прямого потомка Романовых по мужской линии. Отозвавшись насмешкой в стихах Рылеева («Царь наш – немец русский»), эта тема сопровождала становление славянофильства, запечатлена в стихах поэтов круга братьев Киреевских («Друзья, не русский нами правит, / Нормандец нам подаст закон, / Он Русь Святую так бесславит, / Как обесславлен теперь он»). В некоторых прокламациях тех лет царя именовали просто «немец».
ОТГОЛОСКИ ВОССТАНИЯ И НАРОДНАЯ МЫСЛЬ
Разговоры крестьян были похожи на речи декабристов. В одном селе Тамбовской губернии мужик заявил приходскому священнику: «У вас император Николай Павлович, который обманом взял престол у Константина Павловича, а у нас, у крестьян, императором Константин Павлович». Молва винила сенаторов в избрании Николая вместо Константина, поскольку Константин будто бы намеревался отменить крепостное право. Еще до официального сообщения о его смерти, последовавшей в 1831 году, пошли слухи, что он то ли заключен в Петропавловскую крепость, то ли бежал в Корею, Турцию или Францию.
Среди слухов о Константине историк найдет темы, свидетельствующие о стойкости народной памяти. Два источника позволяют ощутить отзвуки давних идей о том, что Россия – истинная, прямая наследница раннехристианских традиций и византийско-московской преемственности. Встревоженный отсутствием Константина на коронации Николая, крестьянин Герасков пытался добраться до Варшавы, дабы передать великому князю письмо, где Константин Павлович (который был бы первым обладателем подобного имени среди русских императоров, взойди он на престол), уподоблялся Константину Великому. Вторым источником служат слухи, засвидетельствованные Федоровым, дворовым человеком одного московского аристократа: Константин Павлович якобы отбыл в Царьград и Иерусалим, где обнаружил два письма с завещанием Павла I, согласно которым ему после смерти брата должны были достаться корона и императорская порфира. Молва утверждала также, что Россия будто бы разделена на четыре части, в каждой из которых свой царь. А у Павла I было как раз четыре сына. Возможно, конфликт Николая с Константином отзывался в коллективном воображаемом памятью о территориальной раздробленности, когда Русь состояла из отдельных княжеств, чьи властители, приходившиеся друг другу братьями, нередко враждовали. В перечне слухов, приведенном Федоровым, под номером 24 фигурирует история о скором возвращении Константина, который появится в форме солдата или унтер-офицера, что отсылает к практикам инверсии, а также к реальному эпизоду из жизни Петра Великого. Слух номер 35 (о том, что якобы планировалось эксгумировать останки Александра и произвести их осмотр всеми членами императорской семьи) звучал своеобразным эхом церемонии, устроенной в свое время Павлом I: в 1796 году, сразу после смерти Екатерины, он приказал выкопать прах отца и торжественно перезахоронить его, поставив во главе траурного кортежа, следовавшего за гробами обоих родителей, графа Орлова, экс-любовника Екатерины и одного из убийц Петра III. Ходил и такой слух: будто бы в 1831 году Константин не умер, а укрылся в Пруссии. Гравюра с его портретом, где на визе цензурного ведомства по ошибке проставили число, на два дня предшествовавшее действительной дате его смерти, возбудила толки о заговоре и убийстве. Чтобы пресечь их, двор приказал уничтожить все имевшиеся экземпляры гравюры. Однако в том же году появился лже-Константин. Несколько месяцев спустя, в 1832 году, бывший солдат Дранаев рассказывал в Вятской губернии, что встречался с Константином. Некто Зиновьев, уроженец Харькова, заявлял, что Константин и его жена воскресли. И наконец, столкнувшись в 1849 году со слухом о присутствии Константина в Москве, Николай I отдал «тайные» распоряжения.
Наряду с этим разнесся и другой слух. Будто бы Александр удалился от мира, принял имя Федора Кузьмича и еще долго жил в этом образе в своей келье, просуществовавшей по меньшей мере до начала двадцатого столетия. Эта версия опиралась на мистические наклонности Александра, усилившиеся в последний период его жизни. Неудивительно, что в 1863 году близ Красноуфимска появился лже-Александр. Еще одна широко известная версия соединяла трех братьев и предлагала оригинальное толкование декабрьского мятежа: дескать, господа убили Александра и восстали против Константина, который собирался освободить крестьян, или не дали ему царствовать, назначив вместо него Николая. Вплоть до 1860‐х годов имя Константина служило знаменем для целой волны самозванцев. Самозванщина не обошла стороной и нескольких женщин императорского рода.
