Айвазовский - [53]

В 1842 году Айвазовский получает приглашение выставиться в Лувре. Художник дал согласие, сообщив, что будет в Париже ко времени проведения выставки.

Должен ли он просить разрешения Академии на это путешествие? — Теоретически мог обойтись и без оного, он же едет на собственные средства. Но Айвазовский собирается присутствовать на означенной выставке не как частное лицо. Он русский художник и единственный представитель великой державы. Поэтому он действует разумно и официально, Айвазовский пишет прошение на имя начальника общины русских художников в Риме г. Кривцова,[150] и тот в свою очередь отправляет запрос в Петербург. Подписанное министром императорского Двора князем Волконским разрешение датируется 9 октября 1842 года Айвазовскому официально разрешено «выставить несколько больших картин с морскими видами (которые теперь он пишет) на имеющие быть в Париже выставке и самому ему провести там несколько месяцев для дальнейшего усовершенствования в морской живописи». Это означает буквально следующее — стажировка за границей продолжается, пенсионное пособие поступит туда, где художник будет жить. Кроме того, ему разрешено выставлять картины, «которые теперь он пишет» — то есть которые никто еще не видел и ценность их не определил. Иными словами, на свое усмотрение. Он не просто в милости, Айвазовский в явном фаворе. Он будет официально представлять Россию в Париже, и об этом напишут все газеты!

Глава 14

Восстав, в океане неистовость вод

Тяжелыми всплесками бьет до высот,

Под яростный рев строит призраки гор,

И буря — безбрежный, безграничный простор

Одевает, как дым,

Дуновеньем своим.

«Ни с места!» — воскликнул, — палитра в руках, —

Старик чародей, и взмутившийся прах

Покорен, заслышавши гения зов;

И в бурю, безмолвно громады валов

Вот стоят, как во сне,

На его полотне.

Ованес Туманян «Перед картиной Айвазовского» (экспромт). 1893 (Перевод В. Брюсова)

Однако Париж — дело хорошее, но к чему спешить туда загоняя лошадей? Айвазовский рассчитывает путешествие таким образом, чтобы по дороге посетить ряд итальянских городов, останавливаясь в каждом на несколько дней и спокойно работая.

Дольше, чем в других городах, он задержался в особенно поразившей его Генуе, где посещает дом, в котором родился Христофор Колумб.[151] Очередная идея — написать серию картин из жизни отважного мореплавателя — скоро будет реализована в полном объеме. Пока он собирает необходимый в работе материал. Много рисует в самом городе и окрестностях.

Молодой художник не пытается привлечь к себе внимание, у него и так мало времени на посещение тех или иных мест, а если еще и заводить новые знакомства, с умным видом разговаривать об искусстве, пить вино и ходить по гостям, точно уже будет не до работы. Тем не менее его то и дело узнают, пытаясь заговорить, проследить до гостиницы, попытаться выяснить, с кем он путешествует.

Да не с кем — один как перст. Впрочем, согласно легенде, жизнь Айвазовского той поры освещала первая страстная любовь — балерина Мария Тальони — итальянка по происхождению, на тринадцать лет старше Ованеса. Имела ли место эта связь в реальности — неизвестно. Во всяком случае, не сохранилось никаких писем, дневниковых записей, свидетельств современников. Факт, что они были знакомы, возможно, близко знакомы. Во всяком случае, в 1854 году Айвазовский написал картину «Венеция со стороны Лидо», на которой изобразил себя и Марию в лодке. Сама история их отношений хоть и блуждает из издания в издание, тем не менее больше напоминает красивую сказку, нежели правдивый случай из жизни. К слову, на всех сайтах в Интернете, где поминаются вместе имена Айвазовского и Тальони, эта история пересказана буквально слово в слово, что подтверждает ее происхождение из одного источника: балетная дива Мария Тальони приехала в Петербург осенью 1837 года, спектакли итальянской труппы проходили в Большом (Каменном) театре. Слава Тальони летела перед ней, и все билеты на «Сильфиду» с ее участием были распроданы заранее.

Тальони первая балерина, вставшая на пуанты, первая, отказавшаяся от тяжелых нарядов, первая актриса, которой на русской сцене начали выносить на сцену цветы. Ею восторгались не только мужчины, но и женщины, которые буквально вскакивали со своих мест, аплодируя стоя. До Тальони такое бурное выражение чувств считалось, мягко говоря, вульгарным.

С Тальони сразу же пожелала познакомиться императорская чета, а знатные дамы брали у нее уроки танцев, что было возможно уже потому, что, согласно графика выступлений артистки, она была занята на сцене через день.

О Тальони писали все газеты, она звезда, кумир, мечта. Возникает вопрос, каким образом в толпу великосветского общества мог просочиться почти что нищий учащийся Академии художеств? Было ли приме дело до мало кому известного тогда студента? Тем более, когда в ее поклонниках числился сам Российский самодержец? При невероятно плотном графике работы, уроках и обязательных светских визитах?

Известно, что Тальони была невероятно принципиальна в отношении денег, которые неизменно требовала платить вперед, и однажды, не получив оплаты утром, не вышла на сцену вечером. Директора театров ненавидели итальянку и пытались отыскать ей замену, но равной Тальони не было.