Айсберг - [15]

Питт пожал плечами.

— Бывают и проигрыши. — Он передал Ханневеллу запасной фонарик. — Я пойду первым. Дайте мне пять минут, потом идите за мной.

Питт приготовился войти в туннель, а Ханневелл присел у края.

— Две минуты. Даю вам две минуты, не больше. Потом иду за вами.

Туннель, освещенный солнцем сверху, сквозь лед, уходил вниз на двадцать футов под углом тридцать градусов и заканчивался возле почерневших обожженных стальных плит корабельного корпуса.

К этому времени вонь стала такой сильной, что Питт с трудом дышал. Отгоняя едкий запах, он подобрался на фут к обожженному металлу и обнаружил, что туннель поворачивает и десять футов идет параллельно корпусу, заканчиваясь у открытого люка, сильно погнутого и покореженного. Можно было только догадываться, при какой температуре это произошло.

Пройдя в люк, Питт выпрямился и стал водить лучом фонарика, освещая обожженные стены. Определить назначение этого помещения было невозможно. Страшный жар опустошил каждый квадратный дюйм. Питт внезапно ощутил страх перед неизвестным. Несколько минут он стоял неподвижно, стараясь справиться с чувствами, потом, переступая через обломки, пошел к выходу в туннель и фонариком посветил в темноту перед собой.

Фонарик высветил длинную лестницу вниз. Коридор был пуст, если не считать остатков сгоревшего ковра. Странной была тишина. Ни скрипа листов корпуса, ни гудения двигателей, ни плеска воды в обросшие ракушками борта — ничего. Только полное безмолвие пустоты.

Питт помешкал у входа; у него появилась даже не мысль, а убеждение, что в планы адмирала Сандекера вкралась какая-то ужасная, чудовищная ошибка. Этого они никак не ожидали.

В проходе появился Ханневелл и присоединился к нему. Он стоял рядом с Питтом, глядя на почерневшие стены, на изуродованный и кристаллизовавшийся металл, на расплавленные петли, на которых когда-то висела деревянная дверь. Он устало прислонился к косяку, полузакрыв глаза, словно приходил в себя после транса.

— Мы найдем очень мало полезного для себя.

— Мы ничего не найдем, — решительно отозвался Питт. — То, что оставил огонь, несомненно подобрали наши неизвестные друзья. — И, словно подчеркивая свои слова, провел лучом фонарика по палубе, осветив несколько перекрывающих друг друга отпечатков на саже, ведущих от двери и к двери. — Посмотрим, что им было нужно.

Они пошли по коридору, переступая через обломки и пепел на полу, и вошли в соседнее помещение. Здесь находилась радиорубка.

Большинство обломков нельзя было узнать. Мебель превратилась в обожженные деревяшки, радиооборудование — в массу расплавленного металла и затвердевшего припоя.

Обоняние к этому времени адаптировалось к зловонию и окружавшей их гари, но к виду отвратительной, уродливой фигуры на палубе они не были готовы.

— Милостивый боже! — ахнул Ханневелл. Он выронил фонарик, тот покатился по палубе и остановился возле изуродованных остатков головы, осветив череп и зубы, очищенные от сгоревшей плоти.

— Не завидую его смерти, — сказал Питт.

Ужасное зрелище оказалось для Ханневелла чересчур. Он с трудом выбрался в коридор, и его вырвало. А когда вернулся, то выглядел так, словно сам только что выбрался из могилы.

— Простите, — смущенно сказал он. — Никогда раньше не видел сгоревшие трупы. Не представлял себе, как они выглядят, да и не думал об этом. Не очень приятное зрелище, верно?

— Приятных трупов не бывает, — сказал Питт. Его самого начинало тошнить. — Если эта груда на палубе указывает на то, что нас ждет, мы найдем еще четырнадцать таких же.

Поморщившись, Ханневелл наклонился и подобрал фонарик. Потом достал из кармана блокнот, направил на него свет и перевернул несколько страниц.

— Да, вы правы. На корабле было шесть членов экипажа и девять пассажиров, всего пятнадцать человек. — Он отыскал еще одну страницу. — Этот бедняга, должно быть, радист Свендборг — Густав Свендборг.

— Может, да, а может, нет. Точно мог бы сказать только его дантист.

Питт смотрел на то, что когда-то было живым, дышащим человеком из плоти и крови, и пытался представить себе, каков был его конец. Стена красно-оранжевого пламени, как из печи, короткий нечеловеческий крик, обжигающий болезненный шок, мгновенно доводящий до безумия, переплетенные в танце смерти руки и ноги.

Смерть в огне, когда последние мгновения проходят в неописуемой боли, — ее боятся все люди и животные.

Питт наклонился и стал внимательнее разглядывать тело. Глаза его сощурились, губы поджались. Он словно наглядно представлял себе эту смерть. Сгоревшее тело свернулось в позиции зародыша, подтянув колени к подбородку и плотно прижав согнутые руки к бокам, и съежилось под действием страшной температуры. Но внимание Питта привлекло нечто иное. Он направил луч фонарика на пол и осветил изогнутые стальные ножки кресла радиста, торчащие из-под изуродованных останков.

Ханневелл с лицом, окончательно утратившим естественный цвет, спросил:

— Вы нашли что-то интересное в этой отвратительной фигуре?

— Посмотрите, — ответил Питт. — Похоже, бедный Густав сидел, когда умер. Его кресло сгорело буквально под ним.

Ханневелл ничего не сказал, только вопросительно посмотрел на Питта.