Айла и счастливый финал - [9]

Майк разыгрывает отвращение:

– Осторожнее, кретин.

Курт шокированно смотрит прямо перед собой. С его спины на пол шлепается ломтик багета с плавленым сыром «Грюйер». За ним бесшумно сползают кусочки лука.

Я краснею от охватившей меня ярости.

– Придурок! – злобно выдыхаю я.

– Что-что? Не расслышал, – ржет Майк, с притворным интересом наклоняясь ко мне.

Но я уверена, что он все прекрасно слышал.

Просто таким образом он хочет поиздеваться надо мной, посмеяться над моим всегда таким тихим голосом.

– Я сказала, что ты придурок, – громко и отчетливо, чеканя каждое слово, говорю я.

Майк улыбается, сверкая ровными, неестественно острыми зубами:

– Да? И что ты сделаешь мне, дорогуша?

Я сжимаю в руке медальон – компас на подвеске. Ничего. Я ничего не сделаю, и он это знает. Курт засовывает руки в карманы толстовки, скорее всего, чтобы скрыть то, как сильно они дрожат. Я в этом уверена. А затем мой друг тихо рычит, отчего я тут же подхватываю его под руку и увожу, оставив наши подносы на ближайшем столике. По пути к выходу я притворяюсь, будто не замечаю кривляний и идиотского хохота Майка и Дэйва.

Оказавшись в пустом коридоре, Курт сразу же устремляется в мужской туалет. Я сажусь на лавку и вслушиваюсь в тиканье позолоченных часов. Считаю количество кристаллов грушевидной формы на люстре. Вышагиваю по мраморному полу, стуча каблуками. Наша школа огромная и пафосная, как и многие другие парижские школы, но мне бы хотелось, чтобы в ней было поменьше таких наглых проныр, как Майк и Дэйв. И хотя я знаю, что сама отношусь к привилегированным ученикам, но я также знаю, какой непростой может быть жизнь, если ты находишься на самой нижней ступени социальной лестницы.

Курт наконец-то выходит из туалета, сжимая в руках мокрую толстовку.

– Ты как? – нервно спрашиваю я.

Мой друг уже успокоился, но все еще хмурится.

– Ее придется стирать, – мрачно замечает он.

– Не волнуйся. – Я помогаю Курту засунуть толстовку в рюкзак. – После школы займемся этим первым делом.

В очереди за едой никого нет.

– Так и знал, что вы вернетесь. – Веселый пузатый повар поднимает со стойки за спиной наши подносы и придвигает их к нам. – Луковый пирог для мадемуазель, французский бутерброд с колбасой и сыром для месье.

– Merci, месье Бутен, – благодарю я добродушного повара.

– Этот парень немного не в себе. – Повар имеет в виду Майка. – Не обращайте на него внимания.

Внимание взрослого человека к нашим проблемам одновременно смущает и успокаивает. После того как повар проводит нашими карточками на питание по расчетному аппарату-терминалу, мы с Куртом усаживаемся за наш любимый столик в дальнем углу столовой. Я осматриваюсь. Как и ожидалось, Джошуа нет, и это, скорее всего, к лучшему. Но здесь нет и Хэтти. А это, скорее всего, не предвещает ничего хорошего.

Сегодня утром я видела, что она ест пирожное наполеон, и – хотя мне понятно ее желание начать день с десерта – попыталась остановить сестру. Я испугалась, что пирожное может быть посыпано молотым миндалем, а у сестры аллергия на орехи. Но Хэтти всегда все делает наперекор, даже если совершает явную глупость, угрожающую ее здоровью, а может статься, и жизни. В школе не разрешено пользоваться телефоном, поэтому я тайком пишу ей эсэмэску: «Ты жива?!»

Сестра не отвечает.

День становится еще хуже. На физике профессор Уэйкфилд разбивает нас на пары в алфавитном порядке для лабораторной работы. Мне придется работать с Эмили Миддлстоун. Та нарочито стонет. Эмили явно не хочет быть в паре со мной, ведь она одна из самых популярных девчонок школы, а я – никто. А вот Джошуа получила в пару Софи Вернет [10].

Ненавижу Софи Вернет!

На самом деле я мало общалась с Софи, но она кажется милой, и это мне и не нравится.

Последние два урока я выбирала сама. Но совру, если скажу, что изучаю историю искусств по собственному желанию, а не для того, чтобы появилось больше тем для возможного разговора с Джошуа. Да и на информатику я хожу только потому, что название этого предмета будет лучше смотреться в моем экзаменационном листе, чем La Vie, урок, который мне действительно хотелось бы посещать. La Vie с французского переводится как «жизнь». Предполагается, что на этом уроке ученики должны узнавать о важных жизненных навыках, но среди студентов он больше известен как урок разгильдяйства. Ни капли не сомневаюсь, что в данный момент Джош именно там.

Профессор Фонтейн, учитель информатики, останавливается у моей парты, протягивая первое домашнее задание. У нее заостренный подбородок и огромный лоб, отчего ее лицо похоже на треугольник.

– Сегодня утром я видела вашу сестру.

Я даже не подозревала, что профессор Фонтейн меня знает. Хотя что тут удивительного, наша школа такая маленькая.

– Да? – стараясь не показывать свое волнение, говорю я.

Обычно, когда в разговоре упоминают имя Хэтти, за этим следует что-то неприятное.

– Это было в кабинете медсестры. И выглядела она очень плохо.

Хэтти! Я же говорила ей!

Профессор Фонтейн уверяет меня, что жизни сестры ничего не угрожает, и отказывается отпустить меня с урока, чтобы я убедилась в этом лично. Когда раздается последний звонок, я пишу Курту эсэмэску: «Увидимся позже», а затем несусь в административное крыло, врываюсь в вычурную резную деревянную дверь и…