Автово - [32]

— У меня.

— Пойдёмте со мной.

И под наши испепеляющие взгляды он медленным похоронным шагом проследовал за мымрой.

— На его месте я бы со стыда провалился, — шепнул я на ухо стоящей рядом Кате.

— Точно, — в ответ шепнула она, — бедный Паша, так обоср… опозориться!

Дверь в очередной раз отворилась, и оттуда вышел ужасно бледный Рудик. Сколько раз на него смотрю, столько думаю, что бледнее быть уже нельзя. Так нет же…

— Три раза, — еле слышным голосом произнёс Дима.

Отовсюду послышались восхищённые возгласы и жиденькие аплодисменты.

— Три раза палец колола, — уточнил он, — а кровь всё не шла. Еле-еле нацедила. Всю кровь выпила, пиявка! Во мне уже ничего не осталось.

— Да ладно тебе, успокойся, — сказал Владичка, — тут сейчас у Паши понос обнаружился…

— Чего, прямо здесь? — не дав договорить ему, встрепенулся Рудик.

— Да нет же, пойдём, я тебе всё расскажу…

А тем временем приближались Катин и Васильевский дни рождения.

Наша 215-ая так и не выбрала нормального подарка для Серёги, поэтому и решено было подарить эту самую бутылку.

Как-то ни у кого не возникло вопроса о форме одежды. Все как один решили цивильно одеться и, вообще, провести светский банкет.

Ближе к вечеру в назначенный день в комнате у девчонок была раздвинута мебель, и стали накрывать на столы, которые были пожертвованы нашими комнатами. Были и другие пожертвования в виде консервов, закаток и т. д., кроме того, решено было с каждой комнаты собрать по банке тушёнки.

Помешав немного для приличия девчонкам в 323-ей готовиться к празднику, я был выкинут за дверь и тут же побежал к себе в комнату, чтобы основательно подготовиться к предстоящей веселухе.

Праздник был в самом разгаре. 211-ая притащила колонки и поставила их на окно 323-ей. В связи с чем около самого окна никто не хотел сидеть. Не хотелось так сразу после трёх недель проживания терять слух. Но, наконец, жертвы определились, и теперь все сидели за столами и под мощные звуки музыки поглощали с аппетитом всё, что было на столе. (Тогда мы ещё застали относительно дешёвое время, когда продукты ещё можно было купить на студенческую стипендию. Нам просто повезло.)

Наконец, когда есть уже было невмоготу, все попёрли танцевать.

Счастливые непальцы ходили по коридору и бросали укоризненные взгляды на дверь 323-ей, из-за которой по всему третьему этажу разносились громкие раскаты.

Как всегда на подобных вечеринках я расслабился и решил оттянуться. Под быстрый музон я дёргался и извивался так, что хрустели все кости. Но я не обращал на это никакого внимания. Не обращали на это внимания и все остальные, так как все поголовно были пьяными. И вот эта беснующая пьяная орава в составе около 15 человек скакала с дикими криками по бедной 323-ей, и можно было только пожалеть соседей и особенно тех, кто жил внизу.

Кто- то сменил кассету, и из динамиков донеслась ритмичная композиция «Бони-М» — «Ночной полёт на Венеру». Запомнилась мне эта вещичка.

И вот в темноте, перестроившись на новый ритм, мы начали отплясывать дикие па. Ни о чём не думая, я кривлялся пуще прежнего, как вдруг в темноте раздался звук падающего тела, звон помойного ведра и Катин крик:

— Портнов упал!!!

Сразу выключили музыку, включили свет, и меня окружила толпа. Я лежал на полу и извивался от дикой боли в ноге. Все молчали и не знали, что делать, как вдруг в полной тишине раздался истерически-пьяный смех Владика.

Может быть, это как-то разрядило обстановку, потому что отовсюду послышались выкрики:

— Готов!

— Набрался уже!

— Пить надо меньше!

Я почти не слушал их и бормотал только одно слово: «Нога!»

— Давай вставай, — казала мне Катя и попыталась помочь мне, как вдруг с гримасой отвращения посмотрела на мою правую руку и только произнесла: «Фу-у-у!»

Я проследил за её взглядом и обнаружил, что моя рука покоиться в помойном ведре, куда сбрасывали все отходы с тарелок и всякие кожурки и обглодки. Теперь она почти по локоть была красной от помидорьих кожурков и к тому же истошно воняла. Но всё же кто-то решился прийти мне на помощь и поднять меня с пола. Оказалось, что на одну ногу, вообще, невозможно ступать. Кое-как меня довели до ближайшего стула, посадили и побежали мыть руки.

Снова выключили свет, включили злосчастный «Ночной полёт на Венеру», и праздник продолжился. А я сидел и пытался осознать, что же со мной приключилось. Вспомнил, как мне вдруг стало нестерпимо больно, вспомнил хруст в колене и вспомнил Владичкин смех.

— Вот скотина, — подумал я, — мне так больно, а он ржёт.

Потом вспомнил про руку и поднёс её к носу. Ископаемый запах передёрнул меня всего, и я понял, что если его сейчас не смыть, он пропитается навечно.

Немного очухавшись, я попытался встать, и мне это почти удалось. Затем, ковыляя и стараясь как можно меньше ступать на больную ногу, я поплёлся к двери.

— О, опять придуряется! — крикнул кто-то в мой адрес. — Как будто ходить не может.

— И ничего я не придуряюсь, — пьяно пробормотал я, — у меня, кажется, вывих.

Через полчаса мне удалось доковылять до туалета, где я основательно вымыл руку, а спустя ещё полчаса опять сидел в 323-ей и смотрел на танцующую толпу.