Автопортрет - [22]
– Инусик, лапусик, это ты?
– Я, мой дорогой, ну кто же еще… ну когда же ты приедешь…
– Стакан. Сигарета. Мотор. К Инусику! На крыльях любви к Инусику! Кутузовсвий. Шарпаю дверную ручку. Та отрывается и остается у меня в руке. На Кутузовском! В доме с мемориальной доской! Средь мглы и тьмы Кутузовского педставляю себя на 7 – ой Авеню и меня начинает трясти. Ошарашеный до самых душевных глубин завожу руку в дырищу и открываю дверь изнутри. Вспоминаю Райкина, гробницу, бычки, томаты и меня начинает трясти от приступа гомерического смеха. Так трясуще – типающийся, в опилках, щурупах, бычках, томатах, предстаю пред светлые очи Дивусика. Лапусик как присела со смеху, так чуть не уписалась.Лапусик да не тот. А где свет очей моих Инусик?
– А Инусик на выезде.
– Так чего ж ты мне блин, голову морочила?!
– То не я, то диспетчер…
– Валидол. Мотор. Стакан. Телефоно.
– Алеее! Динусик, это ты?
– Я Солнце мое!
– Точно ты? Идентифицируй себя. Соушел, зип код, последние три цифры кредитки…
– Она, она!, всё, всё сходится. На крыльях любви лечу к Динусику.
Самый центр. Чехова. Подъезд. Этаж. Мусорные баки. Прихожая. Ободраные обои. Какая – то бурка, засмальцованый малахай и то ли дворницкие то ли милицейские сапоги. Вспомнили фильм ВА БАНК? Я вспомнил.
О Боги всемогущие! Чем и когда я вас прогневил?
Нитроглицерин. Мотор. Гостинница. Сигарета. Стакан. Телефоно.
– Элюсик, это ты?
– Я котичек, ну где ты до сих пор шляешься? Если заместо Элюсика мне заявится очередной левый Марфусик с выводком из молдавской деревни, кондратий жизнелюбу гарантирован.
Но не хватил кондраша аскета и стоика в одном лице ни на Чехова ни на Прудах. Хотя было желание в них утопнуть. Но как утопнуть при знаках денежных, вот в чем вопрос? Надо ж было их куда – то пристроить.
Пьянючий, грязнючий, с забрейтаными штанинами и в заляпаных штиблетах заявляюсь яко ангел в отель, что напротив. Швейцар в адмиральских лампасах берет во фрунт. Вперед, вперед, вперед, вперед… словно под алым стягом… рулю едино верным курсом к стайке молодиц призывно машущих ручками. Рыбка рыбака вижит издалека!
Местов свободных нету, наглюче тащу стул с соседнего стола и плюхаюсь. Рыженькая напротив одобрительно кивает рыженькой головкой. Дежурно одарив присутствующих дежурной улыбкой зацикливаюсь на рыжкнькой. В шесть секунд вопрос решен.
Эти глаза напротив… калейдоскоп прекрасных глаз… за этот взгляд я всё отдам… глаза подернуты туманной дымкою… а на глаза навертывались слези… рыжая, рыжая, ты на свете всех милей, рыжая, рыжая приходи ко мне скорей…
Вина, вина, всем вина! И за соседний стол тоже. За знакомство. За любовь. За любооовь! До чего бы хорошо, кто бы знал. Пьяная эйфория переполняет старого мудака. Так хочется любви. Ах ты ж Боже ж ты мой, если б кто знал, как хочется любви! Рыженькая знает. И блонда, что справа. Эх, если бы не рыженькая… Прическа а-ля гитлерюгенд, живот оголеный, да и прочии достоинства, не к ночи описывать. Взять двоих?
Было дело. По молодости. Беру. Заваливают трое. Третья в нагрузку. И смех и грех, хоть стой, хоть падай. Попадали, а чего делать было? Чего оно по молодости только не было?
А еще припомнилась кроватушка чахоточная, стул расшатаный, подоконник неустойчивый. Не потянешь ты ношу эту неподъемную Гришутка дорогой, угомонись, смири гордыню, как не прискорбно осознать такое, хватай рыженькую, и с Богом.
Подхожу к стойке. Я даже пальто не снял. Бармен водит ручкой по монитору. Подозрительно долго. Затем протягивает счёт. От которого темнеет в глазах. Штирлиц точно бы грохнулся. Я и бровью не повел. Пальтом чувствую на спине взгляд рыженькой.
Прощаюсь с дамами света. Мы уже успели напиться, наговориться, сдружиться. Со всеми бы переспал. До чего хороши, стервы. Одна краше другой. Но нельзя объять необьятное, как учил все тот же Сенека, и я увлекаю рыженькую.
Гардероб. Рыжуха ломит гонорар. Напоминающий смертный приговор. От которого темнеет повторно. Ну, и… будешь праздновать труса? Фраерком обернешься позорным, фуцелем недоделаным, мудозвоном. Скажешь дежурно мол икскьюз ми, миледи, вы меня превратно поняли, я и в мыслях не держал. Намерения мои не простирались дальше творческого диспута о философских воззрениях Августина Блаженного раннего… Ах мой милый Августин, Августин, Августин… Так какого же ты, гад ползучий, плешь кудрявая, по ручке гладил, в глазы самые зазыривал, все ушки прожжужал, мол, рыженькая рыженькая… все блондиночки и брюнеточки очень даже хороши, но состарятся, но состарятся, даже черту не нужны… А кроме того запал. Ну просто запал! Не крашеная. Оно по коже видно. Я хоть и пьянючий, но что мне надо узреваю глазом чуть ли не соколиным. Тело матовое. А пальчики! А ноги!!! Да там ноги одни на столько тянут, что доктору Гальперину за жинь не потянуть.
Вина в номер! Калифорнийского? Не, требуем чилийского! Цветы! Ну и что, что среди ночи! Екала мане! Понеслась посреди ночи душа в рай!
Примерная смета расходов. Мама, возьми меня обратно!
5. «Я так порочна, что сама себя лизать охоча, так приходи же дорогой, любить – моя работа!»
01.02.2008. Ближе к ночи.
АНКЕТА № 24991
Обычный советский гражданин, круто поменявший судьбу во времена словно в издевку нареченрные «судьбоносными». В одночасье потерявший все, что держит человека на белом свете, – дом, семью, профессию, Родину. Череда стран, бесконечных скитаний, труд тяжелый, зачастую и рабский… привычное место скальпеля занял отбойный молоток, а пришло время – и перо. О чем книга? В основном обо мне и слегка о Трампе. Строго согласно полезному коэффициенту трудового участия. Оба приблизительно одного возраста, социального происхождения, образования, круга общения, расы одной, черт характера некоторых, ну и тому подобное… да, и профессии строительной к тому же.
”Со времен Томаса Джефферсона в этих стенах не присутствовала столь высокая концентрации гения и таланта…”. ”Сорок лет тому Уильям Ледерер назвал нас «Нацией баранов». Сегодня мы должны быть счастливы. Мы не нация баранов – мы нация дебилов…”. Об этом и не только по ту сторону океаническую своими глазами…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.