Автономное плавание - [81]

«Я вся такая порывистая, вся внезапная такая, – процитировала Татьяна в ответ на мысль Жаннет. – Молчала бы, шлюха малолетняя! Тебе и Рихард нравился, и этот капитан, что радиодело преподавал, и тот лейтенант – будто бы летчик, и снова Рихард, и снова летчик. На передок слабовата? Ты сама хоть раз выбирала?»

«Так получалось», – звучит почти виновато, но никаких особых переживаний не чувствуется.

«Дура! – а это как раз эмоция, и не сказать, что слабая, потому что желудок вот-вот убежит… – Рихард – это же Зорге! Тот еще… дамский мастер! Так получалось… – передразнивает Татьяна… саму себя. – Так получали! Тебя разрабатывали, милая, и не говори, что нет! И физически, и психологически, чтоб не привыкала к одному человеку и, не дай бог, не влюбилась. Как проститутку готовили. А что завтра предложат? Стать любовницей Гиммлера или Геббельса? Правда, хромой гад славянок, говорят, предпочитает…»

Но, видимо, от общей слабости организма Татьяна палку-то перегнула, и тут уже не выдерживает Жаннет:

«А ты сама-то чем лучше?! Раз обожглась, а потом выбирала! Этот не хорош, тот дурак… Третий и вовсе тюбик зубной пасты не закрывает! Какой кошмар! Мама тебе что говорила? Терпимей будь к людям, Таня! С твоим характером одна останешься! Как в воду глядела!»

«Много ты понимаешь! – возмутилась Татьяна, которую этот странный моно-диалог несколько отвлек и от качки, и от связанного с нею состояния. – Ты меня поучи, болезная! Поучи!»

Но странное дело. Чем сильнее гуляли у нее эмоции, тем «живее» и активнее становилась на самом деле не существующая уже Жаннет.

«Сама стерва старая! – перешло в контрнаступление альтер эго. – Какого черта ты Олегу нервы мотаешь? Отлично понимаешь – сам он тебя в постель не потянет и будет делать вид, что всерьез воспринимает твои non probant pretexte[65], и будет ждать, пока ты сама не запрыгнешь, созрев, или не запрыгнешь совсем, перестав ему голову морочить!»

«А почему, кстати, ему самому активность не проявить? – попыталась защититься Татьяна. – Ну, там, в Москве, допустим, понятно, жене изменять не хотел… Впрочем, другим жены обычно не мешают… Да он меня просто придумал!»

«Возможно! Что это меняет? Вот и выбери его… Сама!»

«Все! Уймись! Голова раскалывается!»

«Шизофрения?»

«Почти».

Качка…

– Уф…

Но Жаннет действительно притихла, ушла, растворилась в тумане, колышущемся на краю сознания.

Вверх… Вниз… И опять вверх… Январское Северное море – это не летняя прогулка вдоль побережья Черного.

«На теплоходе музыка играет, а я одна стою на берегу…»

Одна… Теперь у Тани пошла спокойная цепь воспоминаний, не прерываемая вмешательством подсознания.

Сама… Ну да, симпатичный, временами даже более чем, если бы влюбилась – закрутила бы так – мама не горюй. Однако же не закрутила. Значит, не влюбилась? А он женат, да и…

А теперь? Другой человек. Совсем другой. До ужаса, до полной прострации. Но она здесь, и он тоже здесь. И он… Да, красив, молод и… женат. Опять женат! Правда, здесь не то, что там, но все равно. И вообще, нужен ли он ей… в постели?

Но, видимо, существовали ключевые слова, на которые реагировала эта французская… комсомолка. Стоило упомянуть постель, как она тут как тут, словно и не уходила никуда.

«Мон шери! Кто из нас дура? Влюбилась бы? Как там ваш поэт писал: „Половодье чувств“? А как насчет „утраченной свежести“? Он женат четверть века, да у него… эээ… психофизиология уже другая! На девок – лишь бы в юбке – давно не бросается. Он дом построил, сад вырастил, детей поднял – все это просто так не оставишь, дала бы шанс – пришел бы. На себя посмотри – не девочка уже, в смысле – старуха сорокалетняя! А туда же, сама же ему говорила: „я девушка неромантичная“, – вот трезво и подумай: а если это любовь?»

«Во, наехала! – мысленно расхохоталась Татьяна. – Похоже, ты и вправду втрескалась в Баста, золотко мое! Ладно, разберемся, подружка».

Мысль сделала очередной поворот: «Ты вот о чем подумай, тебе не кажется, что наша мышь белая – Оля – с этой австрийской крысой Кисси чего-то намутить успели? Она, заметь, даже не дрогнула, когда я сказала, что мы сюда не одни попали. Что за блядская натура досталась тихоне Оле! Шлюха великосветская! И глаза стали какими-то масляными, когда об Олеге заговорили…»

Тут уже захихикала Жаннет:

«Ну вот в постели не нужен, но ревновать буду! Ладно, определяйся… старушка!»

«Ехидна! – мысленно сказала сама себе Татьяна и ответила себе сама же: – Стерва!»

«Вот и поговорили… Все, спать! Спать…»

* * *

«Галатее. Выход в Киле запрещаю. Маршрут прекратить. Следовать в Ленинград на „Сибири“ и далее без задержек в Москву. Центр».

Второй помощник капитана, опознанный Жаннет как коллега, еще вечером при посадке на судно, когда проверял посадочные документы, и тогда же отозвавшийся на пароль, принес ответ из Центра ранним утром. Было еще темно. Жаннет, измученная качкой и ночным бдением, бледная и растрепанная, открыла дверь каюты на условный стук. Приняла сложенный вчетверо листок, поблагодарила кивком и поспешила захлопнуть дверь, не желая «красоваться» перед мужчиной – даром что коллега – в разобранном состоянии. За расшифровку принялась без спешки только тогда, когда привела себя в относительный порядок. Правда, с утра ей было уже несколько легче. То ли качка уменьшилась, то ли организм наконец адаптировался.