Автономное плавание - [49]

* * *

Спрыгнув с подножки автобуса и уже предвкушая ужин в маленькой забегаловке рядом со своей лондонской квартирой, Степан на секунду отвлекся и чуть не сбил с ног идущую по тротуару женщину в ярко-зеленом пальто. Та от неожиданности вскрикнула, покачнулась, один из высоких каблуков ее модных туфелек подломился, и вот уже она оказалась практически в объятиях Матвеева.

Степан приготовился как минимум к бурным извинениям, а то и к мерзкому уличному скандалу, – все зависело от характера невинной жертвы его невнимательности. Но реальность заставила вспомнить русскую эпическую силу и оказалась очередной гримасой судьбы ли, слепого случая, а может просто удачей.

В руках Матвеева испуганно застыла Марджори. Ее губы дрожали, как предвестники нешуточной истерики, глаза, широко распахнутые, полны непритворных слез. Узнав в сбившем ее с ног мужчине «милого баронета», она как-то сразу сломалась, обмякла, но на удивление не заплакала, а всего лишь прикусила губы. Прикусила так, что они побелели. И еще шире распахнула зеленые, с карими крапинками, глаза.

– Ой, – только и смогла сказать она, – я, кажется, чуть-чуть не упала.

– Здравствуй, Мардж, и прости. Я ужасно неуклюж. И я очень рад тебя видеть.

– А уж я-то как рада, – голос ее был тихим, но, похоже, самообладание к ней возвращалось, – но не думай, что всякий раз при виде тебя я от радости буду падать на спину. Я не такая!

Это неожиданное проявление слегка гипертрофированного чувства собственного достоинства, исходившее от пухленькой блондинки с глазами «на мокром месте», позабавило Степана. Тем более что Мардж все еще была в его объятиях. И, кажется, собиралась оставаться там как можно дольше.

Все хорошее, как известно, рано или поздно заканчивается. Но Матвееву не хотелось ее отпускать. Он мысленно перебирал разные поводы, чтобы продлить встречу, но по местам все расставил каблук, отвалившийся окончательно, как только Марджори, попыталась сделать шаг. Повод не расставаться, хотя бы на некоторое время, появился.

Доковыляв, в прямом смысле, – кто не верит, пусть попробует пройти в обуви с каблуками разной высоты хотя бы сотню метров, – до ближайшего модного магазина, Степан сдал расстроенную донельзя спутницу с рук на руки вежливому и предупредительному персоналу. Не отказавшись от предложенного кофе, он сел в глубокое кресло и по привычке потянулся к журнальному столику за газетой.

Вытянутая наудачу газета оказалась парижской, к тому же вчерашней. Матвеев уже было хотел положить ее обратно, но вдруг вспомнил, что именно в этой газете друзья договорились подать объявление-сигнал. К стыду своему, Степан не знал, на каких страницах этого издания может находиться раздел объявлений. Между французской и британской традициями размещения материалов такого рода могли существовать различия.

Однако больших различий не обнаружилось: объявления размещались на привычном месте, а одно из них, на испанском языке и окруженное затейливой виньеткой, поздравляло новобрачных Николя Саркози и Карлу Бруни от имени многочисленной родни.

Это оказалось, как удар по темечку. Сначала Генлейн, потом объявление в неурочное время.

«Договаривались же через два-три месяца! – похоже, планы начинали свой путь под откос. – Ладно. Сегодня я в Лондоне, – с некоторым неудовольствием подумал Степан, наблюдая за тем, как Мардж примеряет очередную пару туфель, – а завтра придется ехать на континент».

Через полчаса, когда выбор был сделан, а гринвудовская часть сознания в очередной раз удивилась деловой американской хватке, Матвеев расплатился и пригласил Марджори в ресторан. Впрочем, ресторан – это громко сказано, просто очень хороший паб с неплохой кухней и приличной публикой. Отчего-то Гринвуд, еще задолго до Степана, облюбовал это тихое, уютное заведение, с интерьерами, оформленными под старину, и официантками в платьях служанок позапрошлого века.

Как обычно, зал оказался полупустым, и можно занять любой удобный столик, но Матвеев повел Марджори к своему любимому месту – в дальнем от входа углу, рядом с дверью на кухню.

Трапеза прошла в болтовне о пустяках, но среди них не нашлось места, ни кораблям и сургучу, ни королям и капусте. За десертом Степан поинтересовался причиной одиночества Мардж в этот день.

– А где же ваша подруга Морти?

– Не поверишь, Майкл. В то утро, сразу как ты ушел, мальчишка посыльный принес с почты телеграмму. Старый хрыч, ну, муж Мортиции, дал дуба. В смысле преставился. Хоть и грех это, но Морти обрадовалась так, что немедленно села в машину и укатила в Лондон.

– И что? Так и бросила тебя одну? Тоже подруга называется.

– Нет, все правильно. Я и сама не хотела ехать в Лондон на авто. Предпочитаю по старинке – паровозом. Тихо. Ниоткуда не дует, не трясет. Иногда даже можно выспаться по-человечески.

– А дальше? Что ты делала там, рядом с автобусной остановкой?

– Ну, потом я приехала сюда, в город. Нашла Морти – у нее уже новый хахаль появился, то ли испанец, то ли ирландец. Зовут Гомес. Она мне все уши про него прожужжала. Замуж собралась. Поцеловались мы, как водится, да и разбежались в разные стороны. Потом я вспомнила, как ты рассказывал, в каком красивом месте живешь, ну и решила посмотреть. Дорогу мне полисмены показывали. Заблужусь – спрошу. Снова заблужусь – снова спрошу. А потом и ты из автобуса на меня налетел, – Мардж кокетливо хихикнула, – как сокол на голубку.