Автономное плавание - [43]

Вы когда-нибудь пробовали, стоя почти по пояс в быстротекущей и чертовски холодной воде, привязывать тонкую леску к миниатюрному крючку, одновременно удерживая от падения в воду длинное удилище с тяжелой катушкой в самой нижней точке рукояти? Тот, кто хоть раз это проделал, да еще на промозглом январском ветру, поймет, а остальным придется поверить: рыбная ловля в таких обстоятельствах – исключительно душеспасительное занятие, воспитывающее поистине христианскую кротость и смирение.

Но охота пуще неволи. Заработав за первый час несколько осторожных «потычек» – казалось, рыба просто играет с мушкой – и поймав всего две мелкие форельки с подростковыми полосками у хвостового плавника, Степан сместился вверх по течению, поближе к нависшим над водой кустам – более перспективным с его точки зрения – и решил поменять тактику.

«Поменять тактику! Вполне своевременная мысль, – усмехнулся он, – с учетом гладкого, ну, почти, периода адаптации к новому телу и новому миру. Можно сказать, обжился. А дальше что? Попробовать снова по совету друзей рвануть за океан? Просто так и насовсем? Ну, пожалуй, как разведчик я здесь немного стою, хоть и допущен в круги, еще меньше стою как журналист. Таких, как я, даже и без самоуничижения – в базарный день за фартинг дюжину купить можно, хотя теперь с послезнанием в рукаве вполне можно стать гуру журналистики и даже книжки начать писать. Но это все не то, потому что… потому что потому. Выйти на Кембриджскую пятерку? Пока они молодые и несмышленые. Так и представляю себе „Нерушимый союз“ коммунистов и педерастов… Сладкая парочка – Гай Берджесс и Коленька Ежов[44]. Тьфу, пакость! Прищемить бы им яйца, чтоб не мешали. Во всех смыслах. Но как?»

Забросить мушку под «перспективный» куст никак не получалось. Нужно было что-то менять. Обычный заброс над головой не давал точности, кольцевой – проигрывал в дальности. Вариант выхода, как обычно, нашелся сам собой.

Нимфа легла точно чуть выше куста по течению. Выбрав слабину шнура и заглубив муху, Матвеев на мгновение весь превратился во внимание. Все чувства сконцентрировались в кончиках пальцев левой руки, контролирующих перемещение приманки у дна. Резкий рывок обжег пальцы.

«Клюнула! А ну-ка иди сюда, милая. Иди сюда, хорошая моя рыбонька!»

Следующие несколько минут превратились в плавное «перетягивание каната», то есть шнура, между форелью и человеком. Рыба постепенно сдавалась. И вот уже над водой – радужное тело, усыпанное разноцветными пятнами. Лучи теперь совсем кстати выглянувшего солнца наполнили картину такими яркими красками, что Степан невольно затаил дыхание. Ради этого стоило жить.

Заведя в подсачек изрядно уставшую форель, Матвеев освободил ее от крючка и, придерживая за основание хвостового плавника, медленно отпустил. Такую красоту нельзя убивать, ею можно только любоваться…

«А теперь можно и за рыбалку! – с этими словами Матвеев достал из нагрудного кармана плоскую фляжку, отвинтил колпачок и залпом опрокинул почти треть восьмиунцевой емкости с ароматным бомбейским джином. – Какие к чертовой матери восемь унций! Нет, определенно этот аристократ меня с ума сведет. Четверть литра и никаких имперских пинт!»

Собрав прихваченный из дому складной парусиновый табурет, Степан с чувством удовлетворения сел, аккуратно извлек из специального кармана сигару в алюминиевом пенале. Со всеми полагающимися предосторожностями освободил от упаковки и карманной гильотинкой обрезал с нужной стороны.

«Ну, вот и отвел душу, – расслабившись на мгновение, сказал сам себе Степан, – теперь бы в баньку да по девкам. О! – даже удивился он своим мыслям. – Девок захотел, старый хрен? А вовсе и не старый, – он мысленно показал самому себе язык, – а вовсе даже и молодой! Три часа физкультуры с удочкой по самое „ой боюсь“ в воде и ничего! Как огурчик. Хорошо, что джин догадался взять, а то бы точно был как огурец – такой же зеленый и пупырчатый».

Глотнув – для профилактики простудных заболеваний – ароматно-обжигающей влаги, Матвеев с наслаждением пыхнул пару раз сигарой, выпрямив спину и расправив плечи, блаженно прислушался к звукам окружающей природы.

Однако насладиться покоем и одиночеством Степану удалось всего лишь несколько минут. Со стороны дороги послышался шум работающего автомобильного двигателя. Звук приближался как неизбежность индустриальной фазы цивилизации. Матвеев не стал оглядываться, ибо по характерной тональности производимого двигателем «чихания» понял, что едет нечто скромно-маломощное, какая-то местная разновидность «жестяной Лиззи». «Друзья», а равно и возможные «враги» баронета Майкла Гринвуда по статусу не могли использовать такие «тарахтелки» в качестве средства передвижения. Во всяком случае, не в Метрополии.

Водитель, не заглушив мотора, остановил авто на дороге прямо за спиной Матвеева. Хлопнула дверца, и чуть хрипловатый, низкий женский голос произнес, растягивая гласные:

– Эй, мистер! Не подскажете, как добраться до ближайшего мотеля? – Тут уж хочешь не хочешь, но Степану пришлось встать с насиженного и такого уютного места и повернуться к нарушительнице его одиночества.