Автономка - [6]

В это время среагировал наконец-то чемпион мира и с рыком прыгнул на генерала сбоку. Удар был смазанным, и неизвестно, кому досталось больше, генералу или полковнику. Но тут же и другие, раздумав стрелять, набросились на Арцыбашева, и удары на генеральскую голову посыпались со всех сторон одновременно.

Иван Васильевич упал, еще не потеряв сознания, и пытался защититься от ударов. Его начали избивать ногами с разных сторон, и здесь уже защититься было невозможно. И только когда Арцыбашев перестал закрываться, понимая, что это бесполезно, полковник сказал:

– Перекур, ребята. Мне еще спросить надо. В последний раз.

Генерал был еще в сознании, но смотреть мог только одним глазом. Второй был, кажется, выбит. И он смотрел строго и прямо на своих убийц.

Иван Александрович взял в руки саблю и подставил острие к глазу.

– Значит, ножны ты уничтожил…

– Да, холуй. Уничтожил. И твой хозяин никогда не прочтет надпись.

Голос был хриплый, но спокойный, даже насмешливый. И совсем без злости, зачем расходовать энергию впустую.

– Ты тоже уже ничего не прочтешь. – Самойлов надавил на рукоятку – острие клинка вошло в глаз, и полковник сразу после этого, словно испугавшись сделанного, резко обернулся к своим: – Добейте его…

И снова ноги пришли в движение. И только перед выходом из квартиры, когда генерал уже не шевелился, Самойлов вернулся из прихожей, решив на всякий случай прощупать пульс на горле. И уловил едва заметную пульсацию в сонной артерии.

– Даже убить не можете, помощнички…

И резким ударом сабли перерубил генеральское горло. После этого снял покрывало с кресла, завернул в него саблю, чтобы не идти по улице с окровавленным оружием в руках.

* * *

Уходили они через чердак, заранее открытый. Прошли до выхода в самый крайний подъезд дома, около которого оставили машину – семиместный «Лендровер Дискавери».

Рядом с дверьми стояли две пожилые женщины, разговаривали. Одна из них держала на поводке мелкую беспородную собачку, которая постоянно рвалась побегать и тем тревожила хозяйку. Но хозяйка считала, что собачка может подождать, а разговор с соседкой откладывать не хотелось.

Рядом с домом было все спокойно. Убедившись в этом, полковник стал аккуратно укладывать саблю в длинную, подходящую под размер картонную коробку…

Часть I

Глава первая

1

Возвращение Василию Ивановичу вообще не запомнилось. Полный провал в памяти, превратившейся в какой-то хаотичный наплыв не связанных друг с другом картинок. Состояние полной прострации самому старшему лейтенанту казалось странным, но он, углубившись в него, никак не мог вернуть свои мысли.

Возвращались вместе с женой. Какой это был поезд, вагон – плацкартный или купейный, он вообще не мог вспомнить, словно его везли багажом. И хотя Василий Иванович не засыпал, кажется, ни на минуту, одновременно и не просыпался полностью. И все не мог прийти в себя. Не помнил того, что Людмила, жена, постель ему стелила и укладывала, как маленького. Одеяло под голову подсовывала, чтобы из окна не дуло, потому что после прошлогодней контузии у него часто болела шея. А он лежал с открытыми глазами и смотрел куда-то перед собой, ничего не видя. И не разговаривал. Это последнее вообще было для Людмилы совсем уж непривычно, потому что муж был всегда легким по характеру и даже иногда слегка утомлял ее своими шутками. А в этот раз он был сам не свой.

Но Людмила понимала, какой удар получил муж.

Отца хоронили с воинскими почестями, но в закрытом гробу, чтобы не видно было изуродованное лицо, которое никаким гримом не смогли привести в нормальное состояние, хотя первоначально пытались это сделать: перерезанное горло было зашито очень грубо. Смерть эта была для Василия Ивановича потому еще сильным ударом, что месяца не прошло, как он вместе с отцом похоронил мать, никогда ничем не болевшую, не жаловавшуюся ни на что и «сгоревшую» за одну неделю от отказа обеих почек. Отец тяжело переживал потерю жены и сказал сыну, что хочет выйти в отставку и уехать в деревню. Но не успел, хотя начал оформлять уже документы. Его, боевого генерала спецназа внутренних войск, убили дома. И не просто убили, а изуродовали до неузнаваемости. Наверное, били очень долго, хотя никто из соседей не слышал ни шума, ни криков, ни стонов. Но Иван Васильевич Арцыбашев был не тем человеком, который допускал жалость к себе. И за себя постоять всегда мог, несмотря на солидный возраст. Даже сын, чемпион Вооруженных сил по рукопашному бою, гипотетически размышляя, не был уверен в том, что сумел бы победить своего отца в схватке, доведись им попробовать свои силы друг на друге. Но кто-то нашелся.

Можно было подумать, что из отца выбивали какие-то сведения. Пытали. Иначе трудно объяснить такие побои. Но тогда, как говорили следователи, в квартире были бы заметны и следы обыска. Однако все было на месте, кроме старинной сабли, всегда висевшей на стене. Только эту саблю и забрали. Конечно, она одна стоила как хорошая иномарка – черная хорасанская[4] сталь с золотой насечкой и позолоченной рукояткой, усыпанной драгоценными камнями. К тому же имеющая несомненную историческую ценность уникальная вещь. Но не за саблей же пришли убийцы! Ее можно было украсть, когда отца дома не было, и все. Воры и убийцы, как правило, разные люди… Однако даже следов на замке домашнего сейфа, говорящих о попытке взлома, не было. Ключ от сейфа остался у отца в кармане на одной связке с домашними ключами, ключами от кабинета и служебного сейфа, с металлической печатью, которой кабинет и служебный сейф опечатывались при уходе. Шинель на вешалке, нетронутая. А в сейфе, который убийцы не пожелали открыть, было более двухсот тысяч рублей, припасенных отцом неизвестно на какие нужды. Со счета в банке он эти деньги снял неделю назад, как уже выяснило следствие, но воспользоваться не успел.