Автоквирография - [66]

Я вспоминаю этот момент, но реально не могу описать его словами. Себастьян касается меня, клеймит ладонями, обжигает кончиками пальцев. Хочу как-то запечатлеть происходящее, не только чтобы запомнить, но и чтобы объяснить. Почти невозможно облечь в словесную форму наше горячечное, отчаянное, исступленное безумие. Если только сравнить его с волнами, хлещущими о берег, с неукротимо дикой силой воды.

Когда его прикосновения из робких превращаются в уверенные и целенаправленные, когда я не выдерживаю, а он не сводит с меня пылающего экстазом взгляда, незыблемым остается одно – мы оба понимаем, насколько это хорошо, насколько правильно. Этот момент и наше безмятежное счастье после него не подлежат исправлению. Такое не перепишешь и не сотрешь.

Глава семнадцатая

Когда я приезжаю домой, папа еще не спит. В руке у него чашка чая, на хмуром лице большими буквами написано «Ты едва не нарушил комендантский час!».

Чувствую, уголки рта у меня ползут вниз под тяжестью извинений. Нетушки, улыбка у меня непробиваемая! Я в эхокамере, каждая клеточка тела вибрирует от прикосновений Себастьяна.

Папа двигает бровями, словно разгадывая тайну моей улыбки.

– Осень? – спрашивает он без особой уверенности. Папа знает: таким счастливым я от Осени не возвращаюсь. Я ни от кого таким не возвращаюсь.

– Себастьян.

Папа открывает рот в беззвучном «ах!», потом кивает, кивает и снова кивает, вглядываясь мне в лицо.

– Вы предохраняетесь?

Господи…

Теперь улыбка у меня дрожит от страшного стыда.

– Папа!

– Вопрос вполне закономерный.

– Да мы не… – Я лезу в холодильник за колой. Перед мысленным взором мелькают противоречивые образы. Себастьян сверху, он накрывает меня собой. Напряженный, заинтересованный взгляд папы. – Мама убила бы тебя за такое! Ты же полусознательно благословляешь меня на дефлорацию сына епископа!

– Таннер!

Папа хочет засмеяться или пощечину мне влепить – не пойму. Не факт, что он сам понимает.

– Да шучу я! До такого мы еще не дошли.

Папа отодвигает кружку, и она скрежещет по кухонной стойке.

– Не исключено, что со временем дойдете. Танн, я просто хочу убедиться, что ты не забываешь об осторожности.

Банка колы открывается с приятным шипением.

– Клянусь его не обрюхатить!

Папа закатывает глаза, и в этот самый момент появляется мама, замирая на пороге.

– Что?! – Голос у мамы звучит глухо, глаза вылезают из орбит. Я отмечаю, что на ней ночнушка с радужной надписью «Люби. Гори. Борись. Твори. Кипи». Первые буквы слов составляют аббревиатуру ЛГБТК.

– Нет, Дженна, тут не то, что ты думаешь! – смеется папа. – Таннер просто гулял с Себастьяном.

Нахмурившись, мама смотрит то на папу, то на меня.

– А что я такое думаю?

– Что у них с Себастьяном… все серьезно.

– Эй, у нас впрямь все серьезно! – парирую я, глянув на папу.

– «Серьезно» значит «настоящая любовь»? Или это значит, что дошло до секса? – уточняет мама.

– Который из вариантов пугает вас больше? – спрашиваю я со стоном.

– Ни один не пугает, – осторожно отвечает папа, пристально глядя на маму.

Судя по этим безмолвным переговорам, мой роман с сыном епископа стал у родителей самой обсуждаемой темой.

– Вам реально повезло! – заявляю я, подхожу к маме и крепко-прекрепко ее обнимаю. Мама льнет ко мне, руками обхватывает меня за пояс.

– В каком это смысле? – интересуется она.

– Со мной у вас ни забот, ни хлопот, ни страхов.

– Ну, Таннер, не льсти себе! – смеется папа. – Седых волос ты нам добавил.

– Но эта история страх на вас нагнала.

Папа серьезнеет.

– Думаю, твоей маме принять ее сложнее, чем она показывает.

Мама согласно угукает мне в грудь.

– История твоя взбудоражила и обозлила ее. В какой-то мере и огорчила. Мама хочет защитить тебя, отгородить от боли и страданий.

В груди становится тесно, и я еще сильнее обнимаю маму.

– Знаю.

– Мы очень любим тебя, малыш. – Мамин голос звучит глухо. – Хотим, чтобы ты жил среди более прогрессивных людей.

– То есть, как только придут письма о зачислении, мне нужно сбежать из Прово и начисто забыть о его существовании? – с улыбкой спрашиваю я.

– Я очень надеюсь на Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, – говорит мама, кивнув мне в грудь.

Папа смеется, потом добавляет:

– Просто не забывай об осторожности, ладно? Будь начеку.

Папа явно имеет в виду не только физическую сторону отношений. От мамы я подхожу к нему и обнимаю за плечи.

– Хорош обо мне волноваться, а? Со мной все в порядке. Себастьян мне очень нравится, но я прекрасно понимаю, что к чему приводит.

Мама медленно подходит к холодильнику за перекусом.

– Вот даже если не думать о родителях Себастьяна и их чувствах… Ты в курсе, что он может вылететь из университета за сам факт свидания с тобой? Даже если церковь стала лояльнее, чем в пору моей молодости, ты в курсе, что кодекс чести Университета Бригама Янга запрещает заниматься тем, чем вы сегодня занимались?

– Мам, я когда-нибудь смогу просто насладиться нашими отношениями? – Честное слово, сейчас совершенно не в кайф обсасывать хреновые варианты развития событий. Я и так травлю себя этим сутки напролет. – Проблема не в нас с Себастьяном, а в правилах.

Мама хмуро смотрит на меня через плечо, и папа немедленно вмешивается: