Автобиография - [40]

Я пребывала несколько недель без кого бы то ни было, осмеливающегося со мной заговорить, так как все знали о моей сильной слабости. Это было время уединения и тишины. Я старалась возместить себе потерю времени, которое я истратила на других людей, чтобы молиться Тебе, о мой Бог, и продолжать пребывать наедине с Тобой. Можно было бы сказать, что Бог обрел меня заново, и уже меня не покидал. Это было время постоянной радости без вторжений извне. Поскольку к тому времени я пережила столько внутренних трудностей и слабостей, это была уже новая жизнь. Казалось, что я находилась в центре осуществления блаженства. Но как же дорого стоило мне это счастливое время, поскольку оно было только подготовкой к полному лишению меня комфорта на несколько лет, когда я осталась безо всякой поддержки или надежды на возвращение! Это началось со смерти Матушки Гранже, которая была моим единственным утешением после Бога. Я услышала о ее смерти, прежде чем вернулась из Сент–Рена. Когда я получила эту новость, я исповедую, это был самый горький удар, который мне когда–либо доводилось испытывать. Я думала, что если бы мне удалось присутствовать при ее смерти, то я могла бы поговорить с ней и получить ее последние наставления. Но Бог повелел сделать удары моих потерь еще более болезненными, ибо теперь я была лишена ее поддержки. Действительно, за несколько месяцев до ее смерти, мне было показано, что даже, несмотря на трудности встреч с ней, они являлись для меня существенной поддержкой. Господь дал мне знать, что для меня будет полезно лишиться всего этого. Но когда она умерла, я еще так не рассуждала. Именно во время испытаний, когда она была взята от меня, мои тропинки привели в тупик. Именно она была той, которая могла бы вести меня по моему одинокому и сложному пути, окруженному обрывами и обрамленному шиповником и терниями. Как восхитительно действование моего Бога! Человек, которого Ты ведешь в долины смертной тени, не должен иметь провожатого, и тот, которого ты предназначил к погибели, не может иметь проводника. Все это для того чтобы побудить этого человека умереть для самого себя.

Теперь, после того, как Ты так милостиво спас меня, проведя Своей рукой по столь трудному пути, Ты твердо решил меня погубить. Но не следует считать, что Ты спасаешь лишь для того, чтобы погубить, или же ищешь заблудшую овцу лишь с тем, чтобы привести ее к еще большему заблуждению. Не нужно думать, что Тебе угодно воссоздавать то, что разрушено, и разрушать построенное. Ты сокрушал построенный человеческими усилиями храм, в который было вложено много стараний и труда, для того чтобы чудесным образом воздвигнуть божественное строение, здание сотворенное не руками человеческими, но вечное на Небесах. Тайны непостижимой мудрости Божией, неведомые никому кроме Его Одного! Человек, появившийся лишь несколько дней тому назад, уже желает проникнуть во все и установить свои пределы. Но кто познал разум Господень, или кто был у Него советником? Можно ли обрести мудрость, умерши для всего в этом мире и полностью лишившись своего я? Мой брат теперь открыто проявил ко мне свою ненависть. Он собирался жениться в Орлеане, и мой муж захотел посетить бракосочетание, желая оказать ему любезность. Он тогда был нездоров, а дороги были плохие, покрытые снегом, так что нам случилось перевернуться раз двенадцать или пятнадцать. Но не чувствуя себя обязанным такой вежливости, брат затевал с ним ссоры больше чем когда–либо, даже безо всякой на то причины. Я же оказывалась мишенью негодования с обеих сторон. В Орлеане мне случилось встречаться с одним человеком, о котором в то время у меня было очень высокое мнение. Беседуя с ним о духовных вещах, я была очень прямодушной и чувствовала себя свободно. Я думала, что у меня получается весьма хорошо, хотя после этого меня мучили угрызения совести. Как часто мы ошибочно принимаем плотские вещи за проявление благодати! Человек должен полностью умереть для себя, так как настоящие откровения могут исходить только от Бога.

Мой брат обращался со мной с крайним презрением. Но в то же время мой разум был настолько обращен вовнутрь, что, несмотря на все опасности путешествия, я вовсе не думала о себе, но только о муже. Видя, что карета переворачивается, я говорила: «Не бойся, она падает на мою сторону, и не заденет тебя». Я думаю, что даже если бы мы погибали, я бы не была этим взволнована. Мой мир был настолько глубоким, что ничто не могло его поколебать. Если бы подобное продолжалось, то мы бы стали очень мужественными. Но теперь это происходило очень редко и часто сопровождалось долгими и утомительными лишениями. С того времени мой брат изменился в лучшую сторону, встав на путь следования за Богом, однако, он так и не примирился со мной.

По причине особого Божьего позволения и работы промысла Божьего над моей душой, он и подобные ему религиозные люди, которые преследовали меня, думали, что тем самым они воздают славу Богу и отдают должное справедливости. Совершенно справедливо то, что все творения, ведущие себя вероломно по отношению к Богу, и вставшие на сторону Его врага, теперь также вероломно вели себя и по отношению ко мне, выступая против меня. После всего этого произошло очень удручающее событие. Оно причинило мне много страданий, и казалось, не имело иной цели, кроме этой. Один человек питал такую злобу по отношению к моему мужу, что был определенно настроен во что бы то ни стало погубить его. Он не нашел для этого иного способа, кроме того как заключить тайную сделку с моим братом. Он получил власть потребовать от имени брата короля двести тысяч ливров, которые, как он заявлял, мой брат и я были ему должны. Брат подписал документы, основываясь на заверениях данных ему, что ему ничего не следует платить. Я думаю, что по молодости он был втянут в дело, в котором мало что смыслил. Эта афера настолько опечалила моего мужа, что у меня есть все основания считать ее причиной его смерти. Он был так зол на меня (хоть моей вины во всем этом не было), что не мог говорить со мной нормальным тоном. Он не объяснял мне, в чем суть дела, и я ничего не понимала. В состоянии крайней ярости он сказал, что не будет вмешиваться в это дело, но даст мне мою долю и оставит меня жить по моим возможностям. С другой стороны, мой брат не вносил никаких предложений и даже не заботился о том, чтобы что–либо сделать.