автобиография альберта эйнштейна - [22]

природное явление уже испарилось в воздухе и оставило меня, делающего заметки наблюдателя, наедине с разговором с самим собой. ничего необычного больше не появлялось. так шёл день за днём. однажды утром наблюдатель ощутил запах анютиных глазок. небо свешивалось с небосвода. улицы были причудливо изогнуты. он думал на языке птиц. иногда он даже мечтал на языке птиц. он, как упоминалось, был профессиональным наблюдателем. он занимался разными наблюдениями, он наблюдал всё, что попадалось ему под руку или встречалось на пути. в первую очередь — случайные вещи. он размышлял о наислучайнейших событиях — о том, насколько они были вероятны и о том, вправду ли они произошли.

вернёмся к наблюдателю. он частенько прослушивал стены. и мало спал. а питался в основном водой. большой кусок своей жизни он посвятил памяти воды. почему водяные воронки всегда вращаются справа налево? и так он полз по земной поверхности. он не обнаружил ни одного физического закона, который бы выполнялся с безупречной точностью, несмотря на то что впоследствии он даже работал частным детективом. в его комнату частенько заглядывало солнце и расписывало пол кренделями. улица оживлённо шевелилась. хлопали мусорные баки, поднимались жалюзи, он понимал, что его эксперименты закончены, но ему не в чем было себя упрекать. он постепенно забывал собственное имя. фотографы толпились вокруг него. перспективы — твой злейший враг, сказал комиссар. он подходил вплотную к предметам, и они росли по мере приближения. или это он, наблюдавший, магнетически притягивал их? когда позволяло время, он с наслаждением затягивался сигареткой. потом ему вдруг становилось понятно, что каждая его мысль квалитативна, тогда он съёживался и забивался в уголок, как подвальная крыса. 21 апреля он подарил своей хозяйке старый цветок со шляпки. это всё решило. казалось, ничто его больше не спасёт, но в этот момент он сквозь щёлку выскользнул на улицу и увидел корчи разносчика газет в припадке болезни паркинсона. что ему из этой сцены запомнилось: дрожь разносчика газет, коричневая струйка слюны, сбегающая по подбородку разносчика газет, широко открытый, превратившийся в чёрную дыру рот разносчика газет. он не чувствовал жалости. он был рад такому неожиданному ракурсу.

как бы ему хотелось взглянуть на хозяйкину плаценту! когда он начинал наблюдение, он уже не мог остановиться, не подведя итоговой черты. каким же транспортирующим средством пользовалась действительность для проникновения в его тело? и какие свойства позволяли ему — скажем так — рационализировать действительность? недостаток его осязания в сравнении со зрением заключался в том, что между двумя ощущениями должно было пройти гораздо большее время, чтобы их можно было отсортировать друг от друга. солнечная пыль присыпала его волосы. он нашёл прозрачный цветок эллиптической формы. его косточки похрустывали при каждом шаге. день был зеленоватой жидкостью, даже водостоки покрылись медной прозеленью! он стёр с глаз трёхмерную паутину. его мысли в его мозге вращались по маленькому радиусу. у него осталось совсем немного имущества. по вечерам он занимался геометрией при помощи заржавленного циркуля. возможно ли всю эту землю враз испарить? он сидел выпрямившись в саду среди разноцветных стеклянных шаров и трепещущих на ветру огородных пугал. вокруг него буйно росла пышная городская архитектура. им уже некоторое время владело физическое чувство падения с растущим ускорением. всё кончено? в этой развивающейся метрополии он — какой парадокс! — собирается покончить с собой? он проклинал свою тлетворную трусость. он обследовал платяной шкаф в поисках приличного сюртука. раз так, он посвятит свою жизнь метеорам! себя он мыслил в качестве межпланетного гомункула. каждый день он вставал ровно в 7 часов. с безопасного расстояния желудочки и маховики приводили в действие его организм, он подходил к окну и проверял климатическую и метеорологическую обстановку, сервированные перед ним наступающим днём… после этого он проводил 25 минут над своим гербарием, рассматривая острые пальчики листьев. феерический пригородный ландшафт освежал его душевный настрой. как спутник по орбите, он описывал круги вокруг города. он каллиграфически вырисовывал астероиды, создавал аксиомы и опровергал их, здоровался с ископаемым школьным учителем, наблюдал за людьми в кафе, которые влетали и вылетали, как пчёлы, жужжали, высасывали чашечки и оставались цветными иллюстрациями у него в голове. когда он услышал о смерти его хозяйки, он тотчас поторопился вернуться домой, чтобы в последний раз взглянуть на её яичники. такое поведение ему самому не казалось ни в коей мере аномальным. как раз наоборот, кишечный тракт хозяйки всегда вызывал у него лёгкую неприязнь. он долго стоял, вперяясь взглядом в вещий рисунок обоев; сюда он больше не вернётся. улучив момент, он вытащил из–за зеркала свой презерватив и спрятал его между пальцев элегантных перчаток. он вышел. уже пахло карболкой. теперь он снова был самодостаточен. с глазным нервом в последнее время особенных проблем не возникало.