Автобаза - [42]

- Бросьте. Я знаю, ваша бухгалтерия хранит их вот здесь, - Василий Степанович постучал себя пальцем по лбу, - и в сейфе. Где-то в этом доме.

- Скажите еще - под матрасом.

- Вдруг там ничего нет?

- Мы оба знаем, что есть.

Помолчали. Стало слышно, как внизу за окном повариха препирается с рабочим по кухне. Тот не хотел выносить отходы.

- Нет у меня ваших счетов. Это только в идиотских фильмах показывают встроенные в стены сейфы. А в банке система защиты. Своя ячейка, и открыть ее можно только при соблюдении определенной процедуры.

- Я тонкостей не знаю. Пишите расписку. По всей форме. С номерами счетов. Память у вас отменная. Что касается нотариального заверения, это мои дела.

Хорошилов подошел к рабочему столу и принялся писать на гербовой, то есть на своей, бумаге с водяными знаками.

Василий Степанович позволил себе расслабиться и стал разглядывать обстановку кабинета. Ему понравилось, хотя все несколько тяжеловесно.

- Вот, возьмите...

Глотов прочитал расписку и протянул дискету Борису Евгеньевичу.

- Можете идти, - снова обрел барственный тон Хороши лов.

...Надо смириться с неизбежным. Еще найдется пара крючков, на которые он поймает Глотова, да и не сможет нынешний лжедиректор найти столько денег, чтобы создать новое предприятие. Кто ему даст? А вообще, все не так плохо: Хороши-лов имел в запасе несколько лихих автографов, однако банк выдавал только по одному, заверенному, образец хранился в памяти компьютера и у управляющего .

- Хороший у вас коньяк, Борис Евгеньевич. Как человек честный, скажу копия у меня имеется и находится в надежных руках.

Глотов пошел к дверям такой же независимой походкой, какой входил, но на полпути остановился.

- Что еще? - начал закипать Хорошилов.

- Ключики. Хорошая у вас машина. А охранника сильно не журите. Он так головой о лестницу ударился, что плохо соображает.

Глава 37

СОПЕРНИКИ

Дорога для россиян - совсем не то, что дорога для чеха, француза, австрийца или венгра, которые на электричке могут пересечь свою страну из конца в конец в считанные часы.

Дорога - это комедия и трагедия, фарс и эксцентрика. Нигде, как на дороге, люди не бывают так откровенны друг с другом, ибо они - случайные попутчики. Здесь любят и ненавидят, сходятся и расстаются, завязывают деловые знакомства и рвут с прошлым. Дорога располагает к философским размышлениям и будит тоску.

Дальнобойщики, например, чаще всего берут путешествующих автостопом, чтобы те развлекали рассказами, новостями, а то и песней.

В кабине Ласточки находилось трое, но двое в основном молчали - говорил Климов, без устали и без перерыва. Эта его черта характера была уместна в застольях, но не привлекала женщин - он выглядел легковесным, несерьезным. Легкого человека воспринимали как легковесного.

За стеклами кабины мелькали пейзажи Малороссии, гениально описанные Гоголем, а Генка заливался соловьем:

- Лечу из Владика. Место досталось в проходе. С одной стороны хорошо - все видно, напитки опять же тебе первому достаются. А у окошка...

- Иллюминатора, - поправил Дима; ему очень не нравилась Генкина активность, хотя, не будь рядом Ольги, с удовольствием бы слушал треп напарника.

- Ну да, иллюминатора. Так вот, сидит крепыш и неотрывно смотрит в окно... в иллюминатор. Ночь-полночь, ничего, кроме звезд, не видать, а он полтора часа туда пялится. Я у него спрашиваю: чего узрел? А он тычет пальцем в иллюминатор, смотри, говорит, там искры. Горим, что ли? Действительно, хвост турбины раскален, как положено, и искры летят. "Ты в первый раз летишь? - спрашиваю. "Да, раньше только поездом". И решил я над ним подшутить. Это ничего, говорю, ты только не паникуй, а то женщины и дети сорвутся с мест, забегают по салону, нарушится балансировка, тогда точно гробанемся. А экипаж у нас опытный, сам слышал, командир корабля пилот первого класса, посадят. Это называется аварийная посадка. Нас в Хабаровске уже сотня пожарных машин на полосе ждет. А до Хабаровска еще час лета. Крякнул морячок - он из торгового флота оказался, полез за ручной кладью. Открывает чемоданчик, а там... Мать честная, бутылочки подарочные спиртного со всего света. Мы с ним половину боезапаса уговорили. Морячок все изумлялся, как мужественно стюардессы встретили опасность. Совестно ему стало. Они улыбаются, а он белый, как простыня.

- Короче, Склифосовский...

- Короче, сели мы в Хабаровске. Мой как сошел с трапа, так на бетонку рухнул и давай ее целовать. Пассажиры смотрят на него и диву даются. Никто ничего понять не может...

- Не погонял он тебя по аэровокзалу?

- Не-а. Билет сдал и дунул на вокзал.

- Врать ты горазд, Гена...

- Вот те крест.

Климов без малейших укоров совести перекрестился на монастырь. В лучах клонящегося к закату солнца, его купола тяжеловесно и утомленно отдавали миру накопленное сусальным золотом тепло и свет.

- А Таллин? Скажешь, не было?

- Что Таллин? Давай, ври дальше.

- В Таллине был, не знаю есть ли сейчас, плавучий ресторан. Переоборудовали старый парусник, поставили на прикол и давай туристов развлекать. Как-то ночью внезапный шквал сорвал его и унес в море. Свет, конечно, погас, но сразу не сообразили, так как кругом свечи горели и гулянка продолжалась. Когда сообразили, уже поздно было. Паника, то да се. Сообщили на берег...