Австрийский моряк - [108]

Нашей жертвой оказался грузовой пароход «Клан Финдли» из Глазго водоизмещением в восемь тысяч шестьсот пятьдесят тонн, с большим орудием, установленным на корме, и нагруженный армейскими палатками и разными товарами. Он шел из Бомбея в Мудрос. Мы потопили его, попав в машинное отделение единственной торпедой и убив второго механика и кочегара. Однако, прежде чем судно затонуло, прошло добрых полтора часа. Среди обломков и морской пены судно скользнуло в глубины Эгейского моря кормой вперед, издав последний жалобный стон, когда из люков на полубаке вырвался воздух, смешанный с угольной пылью.

Представьте наше удивление, когда потратив на него торпеду, мы внезапно обнаружили «орудие», покачивающееся на волнах среди крышек люков и пустых бочек. Мы всплыли, чтобы помочь экипажу разместиться в спасательных шлюпках, указали им местоположение и отправили в направлении Крита, но предварительно задержали капитана корабля, мистера Уитакера из Хартлпула, поскольку нам предписывалось брать под стражу капитанов торговых судов, когда это представлялось возможным. Потом мы вернулись на ночь к Антикафканасу, в укрытие между скалами.

Капитан Уитакер был сначала очень мрачен, что, полагаю, нетрудно понять, но в конце концов поужинал вместе с нами в маленькой нише, служившей кают-компанией.

Следующим утром на рассвете я нашел добровольцев для очередного дозора. Нехватки в кандидатах снова не было. В конце концов я выбрал машиненгаста Хайнца и торпедоформана Бжелича. Они поплыли на берег и вскарабкались на скалистый склон, взяв с собой сухой паек - сухари, две банки мясных консервов и сыр, а также фляжку воды и дневную порцию вина. Не успели они добраться до вершины, как Бжелич стал размахивать флагами, привлекая наше внимание. Оказалось, он заметил направляющийся на юг конвой по меньшей мере из пяти кораблей.

На этот раз дела шли не так гладко. У конвоя был слабый эскорт (лишь «Фоксглав» и два вооруженных траулера), но что-то произошло с нашей торпедой, когда мы выпустили ее в самое большое торговое судно. Она резко повернулась вправо, а затем начала выпрыгивать из воды как дельфин. Корабли эскорта сразу набросились на нас, и весь день нам пришлось улепетывать под водой в южном направлении: сначала от «Фоксглава» и траулеров, а затем еще и от французского эсминца.

Кажется, у них было предостаточно глубинных бомб, и они были ужасно назойливыми, потому что всякий раз, когда мы пытались всплыть на поверхность для подзарядки батарей, над головой раздавалось жужжание пропеллеров, а затем мощный грохот взрывов рядом. Не так страшно, как пережитое у берегов Мальты пару месяцев назад, но продолжалось это намного дольше и прекратилось только с наступлением ночи. Должен сказать, жалел капитана Уитакера, сидевшего прямо, как копьё, плотно стиснув челюсти - ведь он знал, что соотечественники невольно пытаются его убить.

Мы всплыли на закате и зарядили батареи, и в темноте чуть не врезались в другой конвой, еще более многочисленный и также направляющийся на юг. Мы следовали за ними до рассвета в надежде атаковать с первыми лучами солнца, но вместо этого они напали на нас. Последовал еще один утомительный день игры в прятки, когда мы пытались добраться до конвоя, а корабли эскорта - до нас. Вечер застал нас в доброй сотне миль к югу от Крита.

Теперь я начал волноваться о Хайнце и Бджелике, оставшихся на острове. У них хватало еды и воды максимум на два дня, и эти два дня уже прошли. Я решил на полной скорости вернуться к ним. Но потом, около полудня, когда мы двинулись на север, то увидели одинокий пароход, направляющийся на северо-запад у нас под носом. Он выглядел невооруженным, а у нас в запасе осталось только две торпеды, и я решил рискнуть. U26 всплыла в нескольких сотнях метров позади его кормы и выстрелила поперек курса, подавая сигнал остановиться. Потом я взял рупор и приказал команде оставить судно. Мы потопили его одиннадцатью или двенадцатью снарядами под ватерлинию. Это оказался «Редесдэйл» водоизмещением три тысячи двести тонн, направлявшийся в Пирей с балластом. Я потребовал капитана на борт, и когда спасательная шлюпка вернулась, он стоял на кормой банке. Я увидел, что его лицо потемнело от гнева.

— Так это ты, мерзавец?

Я как раз собирался сказать ему, что мне понятны его чувства, но решил, что ему не следовало обращаться к австро-венгерскому военно-морскому офицеру, который только что подверг собственный корабль и экипаж значительному риску, чтобы спасти жизни врагов. Но потом я увидел, что замечание адресовано не мне, а капитану Уитакеру, который вышел подышать воздухом и стоял позади меня на боевой рубке. Он просто с презрением посмотрел на вновь прибывшего, пробормотал «Жук навозный!» и ушёл вниз. Выяснилось, что наш новый пленный, мистер Харгривз, тоже из Хартлпула, приходится Уитакеру шурином, и эта парочка на дух не переносит друг друга.

Следующие два дня оказались очень напряженными. U26 снова подверглась нападению; на этот раз нас бомбил гидроплан. Но этим дело не кончилось: из-за проблем с левым гребным винтом пришлось ползти вперед со скоростью четырех узлов на одном двигателе, пока Легар и его команда изо всех сил пытались произвести ремонт. Мы беспокоились и о наших наблюдателях, оставшихся на острове Антикафканас. Но труднее всего было удержать от драки двух пленников. Оказалось, что много лет назад возник некий спор по поводу завещания, так что в итоге эти двое стали непримиримыми врагами.