Австралийские рассказы - [7]

— Кен, я лучше поеду.

— Старики хотели попить с тобой чаю.

— Сегодня воскресенье. Завтра мне с утра на работу. Я должна еще кое-что сделать.

— Знаешь, если ты из-за этого разговора... — сказал он.

— Нет. Я просто устала. И мне еще нужно подготовить задания.

— Ну что ж.

Пока они ехали, она разглядывала длинные тени, которые отбрасывали на дорогу и на пастбища редкие деревья с раскидистыми ветвями; днем из-за жары все вокруг казалось менее отчетливым, чем сейчас, при вечернем освещении. Ей хотелось как-то преодолеть возникшую между ними отчужденность, объяснить ему, почему она предпочла уехать и не слышать неизбежных разговоров о том, что случилось. Но если бы она призналась, что в такие минуты боится навсегда остаться для них чужой, боится, что разногласия, которые сейчас еще нетрудно сгладить, в конце концов воздвигнут между ними стену, — им обоим стало бы только тяжелее.

Внезапно он спросил:

— Тебя это тревожит, да?

Она знала, что он говорит о том же самом, как будто читает ее мысли.

— Да, — сказала она. — Иногда.

— Все будет хорошо, Энн. Ты привыкнешь.

— Ко многому я уже привыкла.

— Теперь здесь все по-другому. Мы сделали эту пыльную землю плодородной. Дела идут хорошо. У нас все есть, ты сможешь жить, как в городе.

— Я знаю, Кен.

— Но все-таки сомневаешься.

Ей показалось, что он умышленно старается перевести разговор на практические затруднения в надежде, что тогда ему, по крайней мере, удастся что-то доказать, потому что перед лицом их настоящих трудностей он чувствовал себя растерянным и беспомощным. Она знала, что он проницательнее, чем кажется, но его упрямство было, наверное, сильнее его самого. И она невольно жалела его за это.

— Сомневаюсь. Мне нужно время. Я ведь... я не собиралась здесь жить. Для тебя здесь все выглядит по-другому.

Над густыми низкорослыми зарослями замаячили темные силуэты больших деревьев. Вдали показались городские крыши.

— А с этим делом мы, наверное, как-нибудь покончим на следующей неделе, — сказал он.

Она подумала, что он намеренно не придает значения тому, чего, наверное,, не понимает, и потому предпочитает уклониться, сделать вид, что раз с каким-то делом покончено, то вопрос исчерпан. Для него, может быть, исчерпан. Но он так откровенно боялся ее потерять. Она быстро коснулась его руки.

Он остановил машину почти в самом конце Главной улицы, около дома, где она снимала комнату. Она видела, что перед клубом, дальше по улице, стояли машины и неторопливо прогуливались люди.

Воздух был недвижим, темная улица дышала таким жаром, что казалось, изнурительный летний зной не спадет никогда. Он закрыл дверцу машины и сказал:

— Я должен по дороге заехать на пастбище. Это недолго.

Она не ответила, и он продолжал, будто хотел предупредить ее возражения:

— Мне нужно кое-что захватить со склада.

— Его не нашли?

— Нет. Полицейские говорят, что он ушел. Но мы знаем, что он здесь, в зарослях. Он водит их за нос. Они искали его с воскресенья, а сегодня бросили. Вполне понятно, можно пройти в трех футах от него и не заметить. Да и следов нет.

— Чтобы так ловко прятаться, он должен прекрасно знать здешние места.

— Да уж наверное.

— Больше того: он должен научиться понимать их.

— У него как будто хватает на это времени.

Она улыбнулась:

— А у вас?

— Не знаю, что ты хочешь этим сказать. По-твоему, мы здешних мест не понимаем?

— Понимаете, но иначе. Вы перекраиваете их, чтобы сделать понятными.

— Опять сначала. — Он хлопнул рукой по рулю. — Мы никогда не договоримся. Может, ты хочешь жить в зарослях вместе с ним?

Она вдруг засмеялась.

— Прости, Кен. А сколько времени он здесь живет? Кажется, это вполне безобидный вопрос.

— Он бродит тут лет десять. Я помню его, еще когда ходил в школу. Он сумасшедший.

— Все, кто с нами несогласны, сумасшедшие, — сказала она.

— Так или иначе, на этот раз мы от него избавимся. Мы установили дежурство около тракторов и следим за шалашом — мы нашли его шалаш.

— Шалаш?

— Шалаш из сучьев. — Он говорил с явной неохотой. — Очень ловко сделан. Вполне годится для жилья. Мы застали его врасплох, он бросил съестное и приемник.

— Это совсем на него не похоже — приемник.

— Приемник не работает. Может, он и раньше не работал. А может, просто батарейки сели. Это мы узнаем. Но у него, наверное, много таких шалашей в зарослях. Хорошо, если он вернется в этот.

Машина свернула в ворота и выехала на проселок, который шел вдоль изгороди. Он погасил фары и сбавил ход.

— Иначе услышит. Свет тем более заметит.

Внезапно они оказались рядом с темными, густыми зарослями, и она увидела силуэты тракторов — большие, зловещие, причудливо сплетенные тени. К машине подошли двое. Один начал что-то говорить, но увидел ее и запнулся.

— Он приходил, Кен. Взял еду. Мы проглядели его.

У них за плечами торчали ружья, и она вдруг рассмеялась. Они смотрели на нее с удивлением, но пока еще без вражды.

— Это... это так смешно, — с трудом проговорила она.

— Ничего смешного, — сказал Кен. Она понимала, что рассердила их.

— Он от нас не уйдет, — сказал один — Дон Мэкки, как она разглядела. — На этот раз он от нас не уйдет.

Мужчины напоминали ей школьных мальчишек во время перерыва на ленч, когда они возятся на площадке для игр и вдруг затевают спор, который не могут тут же разрешить кулаками. Даже голоса звучат похоже, подумала она. Может быть, все это не так серьезно. Но когда те двое взяли из рук Кена ящик и отошли от машины, она снова увидела ружья у них за плечами и испугалась сравнения, которое пришло ей в голову.