Австралийские рассказы - [39]

Я решил немедленно превратиться в туземца; мы достали заржавленную сковородку без ручки и зажарили на ней пригоршню жирных желтых личинок, но только было я собрался отведать этого блюда, как мы были обнаружены, и для пресечения наших замыслов была приведена в действие вся семейная машина принуждения. Выковыривая личинок из-под коры дубов, мы сломали новые ножницы для стрижки овец и решили взять по лезвию, считая, что больше нам ничего не оставалось делать. Дяде эти ножницы были очень нужны, и он встретил нас дома с кнутом в руках и задал обоим порку, опять не принимая во внимание разницу в цвете кожи. Всю ночь и весь следующий день я сожалел об этом беспристрастии. Меня отправили домой, а Джо дядя вскоре взял с собой перегонять скот. Если бы обстоятельства сложились иначе, я, быть может, прожил бы вольную и беспечную жизнь и мирно умер бы вместе с последними из моих названных соплеменников.

Джо умер от чахотки на одном из перегонов. Когда он умирал, дядя спросил его:

— Может, тебе чего-нибудь хочется?

— Чуть-чуть рому, хозяин, — ответил Джо.

Это были его последние слова. Он выпил ром и тихо скончался.

Дома я первый узнал о его смерти. Я тогда был еще мальчишкой и кинулся в дом с криком:

— Мама! Мама! Тетин Джо умер!

В доме в это время были гости, и так как старшего сына моей тетки по матери тоже звали Джо, в честь деда — главы племени (нашего, а не племени Черного Джо), — все были как громом поражены, услышав эту весть. Однако, после того как меня с пристрастием допросили, ошибка выяснилась и мне как следует влетело; вконец расстроенный, я удалился в укромный уголок за свиным хлевом, куда я всегда уходил в тяжелые минуты жизни.

Встречи со старыми друзьями

Перевод Н. Высоцкой

I

Том Смит

Вам уже далеко за тридцать, но вы еще не прочь иной раз подурачиться. После года на чужбине вы опять дома. Почти все ваши приятели разъехались, или переженились, или и того хуже — стали трезвенниками и остепенились. И вы чувствуете себя одиноким, неприкаянным и никому не нужным. Слоняясь без дела по улицам в надежде встретить кого-нибудь из знакомых, с кем бы можно было пропустить стаканчик, вы вдруг сталкиваетесь нос к носу со своим закадычным другом.

Вы и не мечтали встретиться с ним, полагая, что он сейчас где-то совсем в других краях. А может случиться, что вы вдруг встретите человека, который знает вашего друга и говорит;

— Ты, конечно, знаешь, что Том Смит тоже в Сиднее?

— Том Смит? Да ну! А я то думал, он в Квинсленде. Мы ведь целых три года не виделись. Да где же он обитает, старый греховодник? Ведь во всей Австралии, не считая тебя, мне больше всего хотелось бы повидать Тома Смита. Я уж три недели брожу словно безработный, разыскивая, с кем бы отвести душу, а тут, оказывается, Том Смит все это время торчит в Сиднее! Жаль, не знал я этого раньше! Где же мне его искать? Где он живет?

— Живет-то? У себя дома.

— Да где это? Я у него ни разу не был.

— Я дам тебе адрес… Вот, кажется, это он самый. Номер дома я точно не помню, да ты и так его найдешь — небось на их улице каждый знает Тома Смита.

— Я думаю! Спасибо, рад, что встретил тебя. Сегодня же разыщу Тома.

И вот вы суете в карман несколько шиллингов, говорите своей квартирной хозяйке, что идете навестить старую тетку или больного друга и, может быть, не вернетесь ночевать, а затем отправляетесь на поиски Тома Смита, предвкушая возможность еще разок славно гульнуть.

У Тома Смита вы дома впервые, в прежние времена вы слышали, что у него есть дом и родня, — но и только. Как же изменился дружище Том! Он раздался и постарел, остепенился и выглядит очень серьезным. Вы собирались свалиться ему как снег на голову и всласть похохотать, как встарь, но сразу же возникает какая-то неловкость. Том, конечно, расплывается в улыбке и крепко жмет вам руку, но чего-то этой встрече не хватает. Вы, хоть и стараетесь удержаться, начинаете его разглядывать, а он, словно чем-то разочарованный, как-то странно смотрит на вас. Вам же и невдомек, что вы сами тоже изменились и, может быть, еще сильнее, чем Том. Он представляет вас своей матери, сестрам, братьям и остальной родне или жене — смотря по обстоятельствам, и вам приходится, подавив свои чувства, быть любезным и поддерживать чинную беседу. А вы терпеть не можете быть любезным и вести светскую беседу. Вам это не по нутру, да и Том прежде терпеть этого не мог. Жена Тома (или его мать и сестры) весьма приветливо принимает вас (разумеется, только ради Тома) и всячески старается вас занять, но она и не подозревает, что вы такое на самом деле. Вам хочется выманить Тома на улицу, выпить с ним, поболтать и посмеяться. Вы сгораете от желания выложить ему все про себя, послушать, что он расскажет, и спросить, помнит ли он прежние денечки. Вы не уверены, хочется ли и ему того же, но надеетесь, что хочется. Мамаша и сестры (или жена) очень скоро надоедают вам, и вы спрашиваете себя: а может быть, они надоели Тому тоже? По его виду вам кажется, что да, надоели. Вы задаетесь вопросом: выйдет ли Том сегодня из дому, то есть собирается ли он это сделать, а если собирается, то удастся ли ему это? Но заводить об этом разговор невежливо, а вы должны быть вежливы. Потом вас начинает мучить мысль, что Том так и рвется выйти с вами и только подыскивает предлог; что он ждет, чтобы вы, как бы между прочим, предложили ему немного пройтись. Но вы не совсем в этом уверены, а кроме того, даже знай вы это наверняка, у вас все равно не хватило бы мужества. Чем дальше, тем больше все это вам надоедает, вас мучит жажда, и вам хочется вырваться на волю. Вы устали беспрестанно повторять: «Неужели, миссис Смит?», или: «Вы так думаете, мисс Смит?», или: «Вы совершенно правы, миссис Смит». «Я того же мнения, миссис Смит», или, обращаясь к брату: «Как раз то, что я думаю, мистер Смит». Вы не желаете больше вести с ними «милую беседу» и слушать их дурацкую болтовню. Вам хочется выйти на волю и шумно кутнуть вместе с Томом, как в старые добрые времена; вам хочется погулять еще одну ночку с вашим старым дружком Томом Смитом; и вскоре на вас нападает хандра, и вы чувствуете, что совсем погибаете и теперь уж вам во что бы то ни стало нужно выйти и глотнуть пива — с Томом или без Тома, все равно; вы уже злитесь и на Тома, и внезапно вы решаетесь, жертвуя Томом. Вы встаете, бросаете взгляд на свою шляпу и говорите: