Аврора - [12]

— У нас уборщица уволилась, можно мне на ее место?

— Уборщицей? — удивился Цанаев. — Я хочу, чтобы ты стала ученым секретарем. Согласна?

— Вы думаете, я справлюсь?

— Надеюсь. Твой отчет показателен. Согласна?

— Согласна…. И уборщицей возьмите меня, — и на удивленный взгляд директора: — Деньги нужны.

— Деньги всем нужны, — недобро выдохнул Цанаев. — А со всем этим справишься?

— Постараюсь. Если станет хуже, уволите.

Уволить, вернее, самим уволиться, пришлось некоторым нерадивым сотрудникам, которых Цанаев давно хотел уволить, но не решался, как-то осторожничал, даже побаивался: ведь среди чеченцев, обозленных войной, отношения, в том числе и служебные, не совсем предсказуемые, тем более, что у кое-кого всегда найдутся влиятельные родственники-покровители.

А тут Таусова, как ученый секретарь, на одном из заседаний Ученого Совета заявила:

— Научные отчеты ученых должны быть подлинно научными, а не какими-то отписками, где из года в год — одно и то же, то есть ничего.

— Краткость — сестра таланта, — чья-то реплика.

— К сожалению, ничего талантливого пока что наш институт в области науки не выдает.

— Как выдать — война?

— Война — войной, — констатирует ученый секретарь, — но добросовестные ученые все равно трудятся и у них соответственные отчеты.

— Какая зарплата — таков и труд.

— У нас у всех одинаковая зарплата и все одинаково должны трудиться.

— И как вы, микробиолог, оцените мой труд в области математики?! Где одна формула может перевернуть мир.

— Даже десять лет войны не перевернули мир, — еще тверже стал голос Таусовой. — А в формулах и в математике у нас есть кому разобраться. По крайней мере, знаем, что никакие формулы не переворачивают Богом созданный мир.

— Вы будете меня учить?!

— Учить я никого не буду, не маленькие. А требовать у вас всех положенный отчет обязана. Так что, еще одна неделя — последний срок, и я положу на стол директора докладную.

— Да что это такое!? Это что — угроза? Да кто ты такая?

— Я ученый секретарь, и требую у вас только одно: как положено по форме и содержанию написать научный отчет.

— Я вам написал отчет!

— Это ваш отчет, — Таусова продемонстрировала всем помятый листок, где всего пару строчек. — Это ваш труд за год?.. Даже в заявлении об увольнении больше смысла и слов.

— Что ты себе позволяешь, девчонка?

— Я не девчонка и нечего меня тыкать, — жестко ответила Туасова.

— Перестаньте! — наконец подал голос директор.

В зале началась перепалка, чуть ли не гвалт. Кое-кто демонстративно стал покидать заседание. Вот это Цанаеву ни к чему, и он попытался было их остановить. Но кто-то от дверей крикнул:

— Теперь-то за спиной братьев не спрячешься.

— Я за спиной братьев не пряталась, — как волчица огрызнулась Таусова, — и не вам моих братьев поминать.

— Замолчите, прекратите, — вслед за директором и самые пожилые ученые стали к порядку коллег призывать.

Позже, вечером, когда, как говорят, в кабинете директора шел разбор полетов, кто-то сказал:

— А Таусова-то вовсе не Урина, а впрямь Аврора — революцию хочет учинить. Впрочем, справедливо.

— Справедливость — утопия.

— А вот насчет ее братьев, — спрашивает Цанаев, — я что-то не понял.

— Так ты здесь не жил, — объясняют Цанаеву коллеги, — ее братья отчаянные, дерзкие были парни.

— Как камень — твердь!

— Все погибли во время войн.

— Вроде один остался — ранен, инвалид.

— Нам конфликты не нужны, — как руководитель рассуждает Цанаев. — Надо всех примирить.

Однако через неделю Таусова положила перед Цанаевым докладную — кто не сдал годовой отчет.

— Хорошо, — Гал Аладович подальше в ящик закинул документ, — я на днях в Москву улетаю, по приезду разберусь.

Когда Цанаев вернулся после кратковременной командировки, на его столе лежали четыре заявления об увольнении «по собственному желанию» — всех, кто был указан Таусовой в докладной.

Такого демарша Цанаев, конечно же, не ожидал, всерьез насторожился, даже несколько испугался и попытался еще раз встретиться с этими учеными и поговорить. Но они на контакт не пошли, и тогда Цанаев по слухам восстановил картину, произошедшую в дни его отсутствия.

Оказывается, те ученые, о которых Таусова упомянула в докладной, как-то вечером подкараулили ее, когда она, исполняя обязанности уборщицы, задержалась на работе, и хотели молодую коллегу либо образумить, либо напугать, словом, надавить своим авторитетом. И, как рассказывал сторож, Таусова от этой выходки подбоченилась, а потом швабру в ход пустила, ну, и сама поболее получила, в том числе даже плевок с непристойностями.

Как бы там ни было, а слухи ходили разные. Таусова не отступила, нюни не пустила и последнее слово оставила за собой:

— Вы думаете, за меня некому постоять?

И, по слухам, брат Таусовой — бывший боевик, хоть и был раненым инвалидом, но за сестру сумел постоять, как говорят, какой-то шорох навел: вмиг все написали заявления. А Таусову с тех пор никто Уриной не называл — это и впрямь Аврора; навела в институте порядок, в том числе и как уборщица — все блестит. И Цанаев удивляется: когда она умудряется уборку делать? По крайней мере, он и рано на работу приходит и порою задерживается, но ни разу в виде уборщицы не застал. Аврора, видимо, не хочет, чтобы кто-то ее за таким занятием видел. Да, Цанаев — директор, и он должен все и вся знать: вызвал он к себе Аврору, а она сходу: