Аврора Флойд - [41]

Все в Фельдене были преданы обожаемой больной. Арчибальд Флойд только жил для того, чтобы ухаживать за нею, кроткая Люси не отходила от нее ни день, ни ночь, боясь доверить эту обязанность наемным слугам; мистрисс Поуэлль, подобно какой-то бледной и тихой тени, заглядывала за занавес кровати со своей неслышной походкой и бдительными глазами, она была неоценима в комнате больной, как говорили доктора.

Во время своей болезни Аврора ни разу не упомянула о Тольботе Бёльстроде. Даже в самом разгаре горячки, даже в самом сильном бреду это знакомое имя не срывалось с ее губ. Другие имена, незнакомые для Люси, повторялись Авророй беспрестанно, имена мест и лошадей, относящихся до скачек, перемешивались в болезненной болтовне бедной девушки; но каковы бы ни были ее чувства к Тольботу, ни одно слово не обнаружило их глубину или печаль.

Однако я не думаю, чтобы моя черноглазая героиня была совершенно бесчувственна на этот счет. Когда в первый раз заговорили о том, чтобы снести ее вниз, мистрисс Поуэлль и Люси предложили маленькую комнатку с окном в сад, которая была уютна и имела вид на юг, как самое удобное место для больной; но Аврора задрожала и раскричалась, что она никогда больше не войдет в эту ненавистную комнату.

Как только она настолько собралась с силами, чтобы вынести усталость путешествия, сочли полезным увезти ее из Фельдена, и доктора посоветовали Лимингтон, как лучшее место для перемены. Теплый климат, тихий городок, особенно удобный для больных и почти брошенный другими посетителями после охотничьего сезона.

День рождения Шекспира наступил и прошел; празднества в Страдфорде кончились, когда Арчибальд Флойд привез свою бледную дочь в Лимингтон.

Для них был нанят меблированный коттэдж за полторы мили от города — хорошенькое местечко, полувилла, полуферма с белыми стенами, почти закрытыми роскошным цветником; прехорошенький домик, один из нескольких сельских зданий, гнездившихся около серой старой церкви близ дороги, где сходились три зеленых переулка с живыми изгородями; местечко самое уединенное, но наполненное тем шумом, который так весел и радостен — кудахтаньем кур, воркованьем голубей, однообразным мычанием ленивых коров и хрюканьем задорливых свиней.

Арчибальд не мог привезти свою дочь в лучшее место. Эта ферма казалась эдемом отдохновения для этой бедной, утомленной, девятнадцатилетней девушки. Так было приятно лежать, закутавшись в шаль на диване, обитом ситцем у открытого окна и прислушиваться к сельскому шуму по другую сторону изгороди, между тем как верный Боу-оу лежал, положив передние лапы на подушки у ног больной.

Звуки с фермы были приятнее для Авроры однообразного голоса мистрисс Поуэлль; но так, как эта дама считала своею обязанностью читать вслух для увеселения больной, мисс Флойд была слишком добра для того, чтобы признаться, как ей надоедали «Мармион», «Чайльд-Гарольд», «Эванджелина» и «Майская царица», и как она предпочитала, в настоящем расположении своей души прислушиваться к кваканью уток, к хрюканью поросят, нежели к самым высоким стихотворениям, когда-либо написанным умершими или живыми поэтами.

Бедная девушка страдала очень; и в этом медленном выздоровлении, в этом постепенном возвращении сил было какое-то ленивое удовольствие. Вся ее натура оживала вместе с оживлением летней погоды, как деревья в саду обнаруживали новую силу и красоту, так и великолепная жизненность ее организации возвращала свое обычное могущество. Горькие удары оставили шрамы, но все-таки не убили Аврору. Они даже не вполне изменили ее, потому что проблески прежней Авроры являлись каждый день в бледной выздоравливающей, и надежды Арчибальда Флойда оживали, когда он глядел на свою дочь.

Люси и мать ее воротились в свою виллу в Фельгэм и к своим семейным обязанностям, так что лимингтонское общество состояло только из Авроры и ее отца и этой бледной тени приличия, светловолосой вдовы мичмана.

Но не долго оставались они без гостей. Джон Меллиш, искусно воспользовавшись суматохою в Фельдене, вырвал у банкира приглашение в Лимингтон, и через две недели после их приезда его высокая фигура и белое лицо явились у низкой деревянной калитки коттэджа. Аврора засмеялась (в первый раз после своей болезни), когда она увидала своего верного поклонника, с дорожным мешком в руке, пробирающегося по лабиринту травы и цветов к открытому окну, у которого сидела она и отец ее.

Арчибальд, увидев первый проблеск веселости на этом возлюбленном лице, готов был обнять Джона Меллиша за то, что он был причиною этого. Он обнял бы и уличного скомороха, ярмарочного комедианта, пожалуй, даже, представляющих собак и обезьян, если бы они могли вызвать улыбку у его больной дочери. Подобно восточному государю в волшебной сказке, который предлагал половину своего царства и руку своей дочери тому, кто вылечит принцессу от головной боли, Арчибальд готов был в своем банке в ломбардской улице выплачивать баснословную сумму тому, кто мог бы доставить удовольствие этой черноглазой девушке, теперь улыбавшейся, первый раз в этом году, при виде высокого белолицего йоркширца, явившегося изъявить свое обожание.