Аврора Флойд - [38]

Тольбот Бёльстрод остановился на пороге комнаты и заговорил опять:

— Я оставлю Фельден через полчаса, мисс Флойд, — сказал он, — было бы гораздо лучше заставить отца вашего предположить, что неудовольствие между нами произошло по поводу какой-нибудь безделицы, и что вы сами отказали мне. Я напишу мистеру Флойду из Лондона и так составлю мое письмо, чтобы он мог подумать это.

— Вы очень добры, — отвечала она. — Да, я хотела бы, чтобы он подумал это. Это избавило бы его от огорчения. Богу известно, что я была бы признательна за это.

Тольбот поклонился и вышел из комнаты, затворив за собою дверь. Стук затворившейся двери имел для него унылый звук. Ему представилось, точно какое-то слабое юное создание было брошено в живую могилу. Он подумал, что он охотнее оставил бы Аврору лежащую в гробу, чем оставить ее таким образом.

Неприятный, дребезжащий звук второго звонка к обеду раздался, когда он вышел из темного коридора на яркий свет бильярдной. Он встретил Люси Флойд, шедшую к нему в шелковом обеденном платье; бахрома, кружева ленты и золото сверкали на ней, и Тольбот почти возненавидел ее за ее блестящую лучезарность, вспомнив бледное лицо несчастного создания, только что им оставленного.

Мы способны быть страшно несправедливыми в час огорчения, и я боюсь, что если бы кто-нибудь осмелился спросить мнения Тольбота Бёльстрода о Люси Флойд именно в эту минуту, капитан объявил бы ее олицетворением легкомыслия и жеманства. Если вы узнаете недостойность единственной женщины, которую вы любите на земле, может быть, вы почувствуете неприязненное расположение к самым почтенным людям, окружающим вас. Вы почувствуете свирепый гнев, когда вспомните, что те, кого вы совсем не любите, так добры, между тем как та, которой вы отдали всю вашу душу, так недостойна. Корабль, нагруженный вами всеми надеждами вашего сердца, пошел ко дну, и вы сердитесь, видя, как другие корабли плывут под попутным ветром. Люси отступила при виде лица молодого человека.

— Что такое? — спросила она, — что случилось, капитан Бёльстрод?

— Ничего — я получил письмо из Корнваллиса, которое принуждает меня…

Его хриплый голос замер, так что он не мог окончить фразы.

— Леди Бёльстрод — или сэр Джон — может быть, нездоровы? — осмелилась спросить Люси.

Тольбот указал на свои белые губы и покачал головой. Это движение могло значить все. Он не мог говорить. Комната была полна гостей и детей. Малюток пригласили обедать с старшими в этот день, как особенная привилегия сезона. Дверь в столовой была открыта, и Тольбот увидал седую голову Арчибальда Флойда, тускло видневшуюся в конце длинной перспективы огней, серебра, хрусталя и зелени. Старика окружали племянники, и племянницы, и дети их, но место по правую руку, место, которое должна была занимать Аврора, было пусто. Капитан Бёльстрод отвернулся от весело освещенной сцены и побежал в свою комнату, где нашел своего слугу, ожидавшего его с приготовленным платьем и удивлявшегося, почему барин не приходил одеваться.

Слуга отступил при виде лица Тольбота, смертельно бледного при виде восковых свечей на туалете.

— Я уезжаю, Фильман, — сказал капитан очень скоро и невнятным голосом. — Я еду в Корнваллис с экстренным поездом сегодня, если поспею в Лондон вовремя. Уложи мои вещи и поезжай за мною. Ты можешь нагнать меня на Пэддингтонской станции. Я пойду пешком в Бекингэм и с первым поездом поеду в Лондон. Вот отдай это слугам от меня.

Он взял кучу золота и серебра из кармана и высыпал ее в руки слуги.

— Я надеюсь, что ничего дурного не случилось, сэр? — сказал слуга: — сэр Джон нездоров?

— Нет, нет! — Я получил письмо от моей матери… я… ты найдешь меня на станции.

Он схватил шляпу и торопливо вышел из комнаты, но человек побежал за ним с теплым пальто.

— Вы простудитесь, сэр, в такую ночь, — сказал слуга тоном почтительного увещания.

Старик стоял в дверях столовой, когда Тольбот проходил переднюю. Он приказывал слуге позвать дочь.

— Мы все ждем мисс Флойд, — говорил старый банкир, — мы не можем начать обедать без мисс Флойд.

Непримеченный в этой суматохе, Тольбот отворил тихо дверь передней и вышел на холодную зимнюю ночь. Длинная терраса вся горела огнями, светившимися из узких, высоких окон, как в ту ночь, когда Тольбот в первый раз приехал в Фельден, и перед ним лежал парк и обнаженные безлиственные деревья, земля, побелевшая от снега, серое и беззвездное небо — холодное и унылое пространство, составлявшее печальный контраст с теплотою и ярким освещением в доме.

Все это было изображением кризиса его жизни. Он оставлял горячую любовь и надежду для холодной безропотности, или ледяного отчаяния. Он сошел со ступеней террасы в широкий, таинственный парк. Длинная аллея казалась призрачною в сером свете; сплетение ветвей над головой его составляло черные тени, мелькавшие на побелевшем грунте под его ногами.

Он прошел четверть мили, прежде чем оглянулся на освещенные окна позади его. Он не обернулся до тех пор, пока не дошел до поворота, откуда мог видеть тускло освещенное окно той комнаты, где он оставил Аврору. Он стоял несколько времени и смотрел на этот слабый свет и думал — думал обо всем, чего он лишился, или обо всем, от чего он, может быть, избавился — думал о том, какова будет теперь его жизнь без этой женщины — думал, что он предпочел бы быть беднейшим пахарем в Бекингэмском приходе, чем бёльстродским наследником, если бы мог прижать к сердцу девушку, которую он любил, и поверил ее правдивости.