Аврелия - [98]

Такова была жизнь Аврелии, когда вдруг вспыхнуло гонение, предпринятое Домицианом против христиан, уже давно обреченных мщению.

Следует выяснить, каковы были причины этих новых кровавых гонений против последователей Христа, гонений, которые затем так часто повторялись в продолжение более двух столетий. Первое гонение было возбуждено Нероном для снятия с себя обвинения в поджогах Рима. Он приписывал христианам всю гнусность этой ужасной катастрофы. Причины второго гонения не так легки для понимания.

Домициан, обагренный кровью именитейших граждан Рима, казненных им по усмирении бунта Люция Антония, прекрасно понимал, в какой степени он страшен и гнусен в глазах своих подданных. Поэтому он стал еще более подозрительным, и всякое, даже маловажное, событие возбуждало в нем необъяснимое беспокойство.

Так, однажды ему попали в руки разбросанные листки пасквиля, в которых он с ужасом прочел два греческих стихотворения, имевшие такой смысл: «Даже тогда, когда ты уничтожишь меня до корня, я не перестану приносить столько плодов, сколько нужно для возлияния вина приговоренному». Тотчас же он издал указ об уничтожении всех виноградников, сам того не сознавая, что этим самым он выполнял первую половину столь напугавшего его предсказания.

Затем он велел умертвить Епафродита, вольноотпущенника Нерона, за то только, что тот помог своему господину наложить на себя руки.

Таким путем он хотел внушить своим слугам, как опасно посягать на жизнь своего патрона, после которого всегда останутся мстители.

Действительно, страх и беспокойство Домициана были далеко не беспричинны. Заговоры и покушения в его царствование были чрезвычайно часты, и число их даже не уменьшалось от того, что участники таких заговоров после их раскрытия подвергались крайне суровым карам.

Желание свергнуть тирана было присуще всем, и многие не боялись выражать это открыто.

Плиний Младший передает, что при посещении одного из своих друзей по имени Корнелий, удрученного годами и недугами, он услышал от него следующие слова: «Что, ты думаешь, дает мне силу переносить такие жестокие страдания? Желание пережить хотя бы одним днем этого гнусного разбойника».

И Плиний Младший добавляет: «Дайте Корнелию силы, равные его мужеству, и он сделает то, чего желал».

Итак, в Риме не было недостатка в людях, которые были настроены так же, как и Корнелий, но были в силах выполнить то, чего по болезни и старости не мог сделать Корнелий.

Одновременно с заговором Антония существовал и другой обширный заговор, преследовавший ту же цель — свержение Домициана, но мирным путем. В числе заговорщиков наряду с именитейшими сенаторами, жрецами и должностными лицами состояли и приближенные слуги императора: Стефан — управляющий двором императрицы Домиции Лонгины, камердинер Домициана Парфений, начальник императорской стражи Петроний Секунд, стольник Сатурний и наконец Гирзут, доставлявший заговорщикам самые ценные сведения.

В действительности все эти люди являлись только орудием императрицы Домиции Лонгины, которая, лишившись расположения своего супруга, сгорала нетерпением отомстить ему за себя. Аполлоний Тианский был также причастен к этому заговору. Именно он внушил мысль выбрать Нерву в преемники Домициану.

Как бы то ни было, заговорщики действовали с чрезвычайной осторожностью, предпочитая лучше отложить на неопределенное время исполнение своих замыслов, чем испортить дело излишней поспешностью. Притом не было единодушия в выборе лица, которое должно было заместить свергнутого тирана.

Нерва имел лишь немногих сторонников среди заговорщиков, большинство которых склонны были действовать в пользу Флавия Климента и его двоих сыновей, молодых цезарей Веспасиана и Домициана. Но, с другой стороны, всем хорошо известное близкое сношение этой семьи с евреями у Капенских ворот приводило заговорщиков в крайнее смущение. Чувствовалось, что нелегко будет получить согласие молодых цезарей на заговор, который их совесть должна осуждать, и в то же время никому не хотелось видеть на троне лиц хотя и достойнейших, но приверженцев ненавистной религии.

Как бы хорошо ни был скрыт подобный заговор, все же трудно вести дело так, чтобы не возбуждать никаких подозрений. Всякому землетрясению предшествует глухой шум, а наступление грозы предвещается отдаленными раскатами грома. И Рим и император одинаково волновались, предчувствуя скорое наступление грозных событий.

Домициан прекрасно знал, что даже в своем собственном доме он окружен врагами, которые деятельно готовились к его низвержению. Что было ему делать?

Сначала он думал, что, прекратив преследования, он сколько-нибудь успокоит взволнованные умы. Из этого, однако, ничего не вышло. Продолжали замышлять его погибель. Тогда он снова стал безжалостным, и горе было тем, кто возбуждал в нем малейшее подозрение!

Ацилий Клабрий, один из достойнейших людей своего времени, чтобы отвлечь от себя внимание тирана, притворился слабоумным. Он состязался в играх на арене цирка как простой гладиатор, надеясь, что это заставит забыть о его блестящем происхождении. Тем не менее его поступок показался подозрительным Домициану. Он заставил его сразиться со львом, рассчитывая, что он погибнет в такой неравной борьбе. Так как, однако, из состязания с ужасным зверем Ацилий вышел победителем, то напуганный Домициан сначала отправил его в ссылку, а потом велел его там убить. Нерва был сослан в Тарент. Виргиний Руф подвергся той же участи.