Аврелия - [49]

И вот в ночь накануне того дня, когда должна была решиться судьба Цецилии, Сосифат напал, наконец, на след. Снуя по самым отдаленнейшим улицам и переулкам, обшаривая все харчевни и постоялые дома и прислушиваясь к малейшему шуму, он вдруг услышал знакомый голос. Из дверей одного дома вышел человек, высокий рост которого и вся осанка обратили на себя внимание Сосифата. В темноте ночи трудно было издали различить его наружность, а подойти ближе вольноотпущенник не решался. Поэтому он ограничился тем, что пошел на некотором расстоянии следом за подозрительной личностью, стараясь все время не терять ее из виду.

После многочисленных поворотов по разным переулкам незнакомец зашел в отдаленнейший квартал города под названием Villa Publica и постучал в дверь одной из таверн, произнеся при этом несколько слов, которые вновь привели в трепет верного вольноотпущенника Люция Метелла. Дверь отворилась, и он вошел туда, вовсе не предполагая, что за ним следят на таком близком расстоянии.

Сосифат хорошо запомнил таверну, за дверьми которой скрылась интересовавшая его таинственная личность. Потом он стал осматривать окрестности, чтобы найти поблизости харчевню, в которой можно было бы получить какие-нибудь сведения относительно человека, обратившего на себя его внимание.

В этом квартале было довольно много харчевен, и для Сосифата могла представляться трудность лишь в выборе одной из них. Он вошел в ближайшую. Благодаря сестерциям, которыми были полны его карманы, он нашел в хозяине харчевни очень словоохотливого собеседника и получил от него ценные для себя сведения.

Оказалось, что подозрительный незнакомец был Парменон, который, по словам хозяина харчевни, вел бойкую торговлю рабами. Без сомнения, вольноотпущенник Метелла был принят его собеседником также за одного из покупателей рабов, который искал продавца.

Сосифат не счел нужным рассеять его заблуждение.

Распростившись с благодушным хозяином харчевни, он поспешил к своему господину, чтобы поделиться с ним результатом своих поисков.

Первая половина дела была решена: Федрия разыскан. Оставалось с несомненностью установить, что Парменон и Федрия — одно и то же лицо.

— Хорошо, — сказал Целер, выслушав от Сосифата все подробности, — завтра я постараюсь сам его увидеть; если этот человек действительно Федрия, то, клянусь богами, я его безошибочно узнаю.

Однако когда на следующий день Целер и Сосифат отправились наблюдать за таверной, откуда должен был выйти Парменон, этот последний уже находился в другом месте, на совещании с Регулом. Марк Регул, своевременно узнавший о намерении Аврелии отпустить Цецилию, решил, со своей стороны, принять все зависевшие от него меры, чтобы помешать этому. Он призвал к себе Парменона и перед отправлением на форум дал ему последние инструкции.

Простояв довольно долго перед таверной Парменона и не дождавшись его выхода, Целер в сопровождении своего верного слуги отправился к дому Аврелии, чтобы еще раз, перед выездом из Рима, увидеться с великой весталкой. Когда они проходили по форуму, их внимание было привлечено большой толпой народа, собравшейся посмотреть на освобождение Цецилии.

Увидев свиту Аврелии и сообразив, в чем дело, Целер быстро направился к толпе. Он знал, что Парменон очень интересуется судьбой Цецилии, и поэтому с большой вероятностью мог рассчитывать встретить, наконец, здесь убийцу своего отца.

И он не ошибся…

— Федрия! — произнес громко Метелл Целер. — Я узнал тебя, негодяй! Ты помнишь меня, узнаешь?

Своим длинным мечом Метелл разорвал тогу Парменона и показал окружавшим две буквы Л и М, выжженные на плечах несчастного каленым железом. Эти клейма обозначали начальные буквы имени отца Метелла, Люция Метелла, которому принадлежал Федрия, принявший иной облик, носивший иное имя и как полноправный гражданин покупавший и продававший рабов и рабынь.

Метелл Целер на минуту остановился, как бы всматриваясь в давно знакомые ему черты лица Федрии и наслаждаясь его смущением. Он уже хотел было и меч вложить в ножны, но одумался, замахнулся и пронзил насквозь этого злодея.

— Негодный раб, убийца моего отца, иди же в преисподнюю! — воскликнул Метелл.

Федрия упал как подкошенный. Кровь лилась ручьем, и несчастный мучился в предсмертных судорогах.

Толпа содрогнулась. Претор не знал, кто такой был Метелл Целер, и приказал ликторам схватить его: он не должен был осквернять место суда, не имел права проливать кровь полноправного гражданина, каковым считали Парменона. Целер не сопротивлялся, дал себя схватить, а может быть, позволил бы себя и связать как убийцу. Все это, наверное, произошло бы, если бы претор не услышал от него следующее.

— Овидий Намуза! — произнес с пренебрежительной улыбкой юноша. — С каких это пор в Риме господин не имеет более права жизни и смерти над своим рабом? С каких пор господин не может убить негодяя раба? Я Метелл Целер, а этот человек, которого я сейчас переселил в иной мир, мой раб, а кроме того, убийца моего отца. Понимаешь ли ты теперь, что я сделал? Прочь от меня! — сказал он державшим его ликторам.

Те отступили. Претор не мог более спорить с Метеллом, он заявил, что тот действовал по праву, принадлежавшему ему как римскому гражданину. Миссия претора была кончена. Он поднялся со своего кресла и вскоре покинул форум.