Аврелия - [13]

При первом взгляде на незнакомца философ по одежде и по выразительным чертам лица догадался, что посетитель был одним из евреев, достаточно многочисленных в Риме. И он не ошибся. Это был апостол Павел.

VI. Апостол Павел и Сенека

Философ сделал движение, по которому можно было судить, что приход иностранца был для него не особенно приятен.

Павел молча стоял перед ним. Внешний облик его был скромен, но в нем не было видно следов какого-нибудь замешательства. Во всей его наружности было нечто лучезарное, что могло произвести впечатление и на такого человека, как Сенека.

Философ бросил на апостола один из тех взглядов, который означал: «Прошу покорно, чем могу служить?»

Апостол Павел подошел и приветствовал его по римскому обычаю — поднес правую руку ко рту и сделал поклон налево и направо. Но Сенека не протянул руки, как это следовало бы сделать при дружественных приветствиях.

Апостол Павел, однако, не смутился таким холодным приемом. Он подал Сенеке пергаментный сверток, который он держал в руке, и сказал:

— Это от твоего брата Галлиона.

Сверток был секретным посланием. Для этой цели нарезали несколько узеньких листьев папируса и прикладывали один к другому; эти обрезки навертывали на скалку из дерева или металла и писали вдоль скалки. Затем полоски навертывались вновь на другую скалку, которая и пересылалась адресату. Прочитать написанное таким образом письмо можно было только при помощи скалки, совершенно подобной той, которая служила для письма. При этом еще требовалась большая старательность и точность в накладывании листков на вторую скалку, чтобы достигнуть цели.

Сенека взял послание из рук апостола и пошел разыскивать скалку, соответствовавшую скалке послания. Потом он приступил к трудам для восстановления письма.

— Послание это написано давно, — заметил Сенека, который уже успел разобрать его дату.

— Да, уже прошло свыше двух лет, как твой брат мне его передал. С этого времени я находился в плену, да и в настоящее время в нем пребываю. Я пришел в Рим, чтобы обратиться лично к правосудию кесаря.

— Мне жаль тебя, Павел, — сказал Сенека.

Апостол ничего не ответил, а хозяин продолжал разбирать письмо.

Читая письмо, Сенека неоднократно с удивлением и любопытством посматривал на апостола. Но для Павла еще не пришло время говорить.

— Брат мой извещает меня, — сказал Сенека, закончив чтение, — что ты редкий гений и в то же время великий оратор и философ.

— Я, — возразил апостол Павел, — только последний из рабов Божьих, и вся моя сила в Иисусе Христе.

— Мой брат сообщает также, — произнес Сенека, не выражая ни малейшего удивления по поводу странного ответа, — что ты христианин… так ли это, дорогой Павел?

— Да, это правда. Два года тому назад Нерон хотел отсечь мне голову, и не за какое-нибудь преступление, а за веру в моего Божественного Учителя.

— Неужели же ты рисковал жизнью из-за этого суеверия?

— В настоящее время я нахожусь в таком же положении, и я готов умереть, но час мой еще не пришел: я должен выполнить свое назначение.

— Какое назначение, дорогой Павел?

— Преподать Риму учение о царствии Божьем и помочь апостолу Петру в деле устроения церкви Божьей.

— Об этом Петре я слышал, дорогой Павел. Вещи, о которых он говорит, странны и невозможны.

— Слушай, Сенека, — прервал его апостол, — то, что я говорю тебе, есть истина, но ты не в состоянии ее понять.

— Разве я не философ, и философ не с известным именем? — сказал Сенека с некоторой гордостью.

— Бог, о котором я возвещаю, открывается людям с простыми сердцами. Он презирает тщетные земные познания. От таких философов, о которых ты говоришь, Он скрывается.

— Но что ты наконец намерен делать?… Разве этот Рим, который ты хочешь просветить, будет лучше подготовлен для восприятия твоей истины, чем я?… Думаешь ли ты, что он станет внимать твоему голосу?…

— Дух Божий внушит мне то, что я должен сделать, а Господь Иисус Христос довершит остальное… Сенека! Сенека! Рим, столь непокорный, склонит свою голову. В недалеком будущем число христиан будет так велико, что если бы они удалились, то Рим представлял бы из себя не более как обширную пустыню.

— А я, дорогой Павел, — сказал, улыбаясь, философ, — я тоже буду в числе твоих?

— Нет, Сенека, ты будешь уважать мое учение, но не постигнешь его. Это будет для тебя хорошей философской системой, дающей осуществление некоторым из твоих мыслей; потомство найдет в твоих сочинениях некоторый отголосок моих слов и наших священных книг, но дальше этого ты никогда не пойдешь.

— Почему же так, дорогой Павел? Если твое учение — истина, я не найду ничего лучше, как быть в числе твоих учеников.

— Быть моим учеником не то же самое, что сделаться последователем Платона, Аристотеля или других философов. Как я уже тебе говорил, Бог, которого я исповедую, не любит гордецов, и для того, чтобы последовать за Иисусом Христом, распятым на кресте, нужно, как Он, нести свой крест. Другими словами…

— Нести свой крест!.. Орудие пытки для рабов!.. Дорогой Павел, поистине ты…

— Лишен рассудка, не так ли, Сенека?… Не это ли ты хотел сказать? Да, действительно, я безумец. И это безумие я хочу преподать Риму; оно овладеет им и распространится по всему миру.