«…Авраам родил Исаака…» - [16]

Он обернулся и увидел Музу. Это была та же его напарница, которая таким же громовым голосом командовала тремя вечно полупьяными мужиками. Только теперь вместо грязного клеенчатого фартука на ней был белоснежный да еще и подкрахмаленный халат, а на голове вместо вязаной шапочки была солидных размеров шляпа из серебристой норки.

– Борька, – сказала она, вдруг увидев его, и засмеялась.- Боря!-но, заметив рядом с ним Милочку, вцепившуюся в его рукав, еще раз повторила: – Борис Алексеевич?

– Надо же, – растерянно сказал он, – Муза! Ты что, здесь работаешь? – вопрос был лишним.

– Директором, – сообщила она, поправляя шляпу.- Как ты ушел, я тоже скоро уволилась и в торговый техникум. Алкаша своего выставила. Вот теперь директором! Ну, а ты-то, ты-то как? Боря? Красивый! Смотрю, шапка дорогая, одет богато. Все нормально?

– Седины не хватает! – вторглась в разговор уже оправившаяся Милочка, заправляя выбившуюся прядь мужниных волос под шапку.

– Седина еще будет, насмотришься! – фамильярно, на "ты" бросила Муза.

– Знакомься, Милочка, – засуетился Морозов. – Это Муза, о которой я тебе рассказывал. Муза, это моя жена, Милочка!

– Значит, рассказывал! – ее красное лицо даже посветлело, т- Значит, заняла я в твоей жизни какое-никакое место! Ну, что ж, когда чего нужно будет, колбаски твердокопченой, рыбки красненькой, заходите по старому знакомству! – и, легко неся свое полное тело, она пошла в соседний торговый зал. Перед тем как исчезнуть за стеной, она обернулась и как-то даже изящно помахала рукой.

Когда пришли домок, разразился грандиозный скандал. Милочка указывала на уровень его "бывших любовниц", которым она "вынуждена улыбаться" и так далее. Морозов сначала оправдывался, потом начал возражать. Александр, призванный обоими на роль арбитра, с присущим ему вниманием выслушал их и в пять минут логически доказал, что Милочка не права. Но какое может иметь отношение логика к ссорам молодых супругов. К ссорам, которые вырастают не из ошибок разума, а из чувств, только из чувств. О чувствах же компьютерный подросток не имел точного представления, а если бы даже имел, то не счел бы необходимым с ними считаться. Он наблюдал, и Морозов вдруг понял, что это для Саньки тоже школа.

Несмотря на весь прогресс, на всю эмансипацию, женщины продолжают жить в мужском мире. В мире, где законы существования придуманы мужчинами, в одних странах более великодушными, в других – менее. Кто знает, если бы продолжался матриархат, какими путями развивалась бы логика. Может быть, женская логика приводила бы к тем же самым выводам, что и мужская, но в совершенно другой, женской системе мышления и рассуждений. Может, в женской логике есть какие-то свои закономерности – ведь никто из мужчин не пытался этого выяснить, остановленный простой несхожестью.

Безусловно, женская логика должна быть не менее плодотворна, чем мужская. И хотя до сих пор на основе ее применении не создано сколь-нибудь значительных открытий или, хотя бы, рационализаторских предложений, это можно отнести к тому, что никто указанный творческий прием не использовал в соответствующих целях. Когда-нибудь человечество, наигравшись с бионикой, эргономикой и другими новейшими техническими увлечениями, использует женскую логику в целях стимулирования прогресса, и мужчины, окончательно научившись думать по-женски, доведут общество до сверкающих вершин, Итак, жизненные программы двух Морозовых заурядно не сошлись на проблеме "чужой ребенок". После ссоры Милочка неожиданно сразу потеряла интерес к хозяйству, стала готовить супы из пакетиков, как в недобрые времени морозовского люмпенства, и жарить готовые котлеты. Санька пытался возражать в интересах отца, но Борис Алексеевич попросил его не вмешиваться. Милочка же, не получившая достаточного воспитания в родительском доме и учебных заведениях, все чаще в разговорах с подругами по работе называла мужа "мой тюфяк" и рассказывала подробности о своей семейной жизни. Как говорила ее подруга Вера, она "соскочила с защелки".

Морозов все это знал и чувствовал себя обманутым. В обмен за свою любовь он не получил обещанного. Его надули… ему подсунули… Он начал было задумываться о принципиальной невозможности семейного счастья и стал принуждать себя "философски смотреть на жизнь". Однако, окончательно стать вторым Сенекой или Конфуцием ему не дала судьба, в просторечии именуемая "производственная необходимость".

В один из ближайших к памятной ссоре и, может быть, удачнейших дней его вызвали в кабинет директора. Кроме "самого" сидели главный инженер (или "шеф") и какой-то сравнительно молодой, около тридцати пяти, человек в прекрасно сшитом костюме и модном импортном галстуке; обычно такие хорошо одетые и коротко, по-деловому подстриженные молодые люди выступают в роли заказчиков из солидных московских ведомств.

– Позвольте вам представить нашего ведущего конструктора, – сказал директор молодому человеку. – Борис Алексеевич Морозов.

– Очень прекрасно! – промолвил молодой человек, ослепил Морозова улыбкой и крепко пожал ему руку. – Петров Арсений Иванович, из… – и он назвал влиятельную организацию, связанную с космическими исследованиями.