Авраам Линкольн: Охотник на вампиров - [4]

…желать, что бы я смог, но исчезла с этой Земли, и теперь любовь не живет здесь. Ее забрали у меня, и, вместе с ней, все надежды…

Я прочитал всю тетрадь и был ошеломлен. Где-то наверху женщина перечисляла названия округов. Страница за страницей — каждый дюйм заполнен плотными компактными буквами. Датами, вроде 6 ноября 1835, 3 июня 1841. Со списками и рисунками. С именами вроде Спид, Бэрри и Салем. И словом, появлявшимся снова и снова:

Вампир.

В других тетрадях — то же самое. Менялись только даты и манера письма. Я просмотрел их все.

«… на что я сразу обратил внимание — на мужчин и детей, которых продали, словно… предусмотрительно, так как знали, что Балтимор кишит… и такой проступок я простить не мог. Я был вынужден понизить… »

Две вещи были очевидны: все это было написано одним и тем же человеком, и все это было очень, очень давно. Первое время я не имел понятия, о чем именно идет речь, а также, чего хотел добиться Генри, когда отдал мне это. И тогда я наткнулся на первую страницу первой тетради, на семь безумных слов: «Журнал Авраама Линкольна, история всей его жизни». Я захохотал.

Это все объясняет. Я был сражен. Я был сражен, словно ударом в зубы. Не оттого, что держал в руках журнал самого Великого Освободителя, а потому что я, как выяснилось, совершенно не разбираюсь в людях. Я считал, что молчаливость Генри вызвана его страстью к одиночеству. Я считал, его интерес к истории моей жизни был столь скоротечен из-за того, что он куда-то торопится. Но теперь все встало на места. Чувак сумасшедший. Либо он здорово меня разводит. Втягивает в игру — того рода, что обожают богатенькие парни с кучей свободного времени. Но, с другой стороны, это не могло быть разводом, не так ли? Кому нужно столько возиться из-за прикола? Или может — может это роман Генри, который он сам забросил? Тщательно упакованный литературный проект? Теперь я почувствовал тревогу. Да. Да, конечно, именно так и обстоит дело. Я снова просмотрел тетради, пытаясь найти хоть какой, самый незначительный намек на двадцать первый век. Самый незначительный анахронизм. Я ничего не мог обнаружить — по крайней мере, с первого взгляда. И опять же, кое-что не давало мне покоя: если это литературная забава, для чего одиннадцать имен и обращение? Зачем Генри просил меня написать что-нибудь на основе этих тетрадей, вместо того, чтобы попросить просто переписать их набело? Стрелка вернулась к позиции «Сумасшедший». Возможно ли это? Действительно ли он верил, что эти десять небольших тетрадей были — нет, невозможно, чтобы он верил в это — истинными?

Меня распирало от желания рассказать обо всем жене. Распирало от желания поделиться этим уникальным случаем помешательства. В длинном ряду городских сумасшедших этот парень сделал всех. Я стоял, разглядывая тетради и письма, случайно наступил и раздавил сигарету, повернулся, и…

Что- то было в шести дюймах от меня.

Я отскочил назад и зацепился о складной стул, упал, ударился затылком об угол старого металлического стола-«танкера». Мое зрение потеряло фокус. Я уже чувствовал тепло стекающей по волосам крови. Кто-то склонился надо мной. Его глаза были словно пара шариков из черного мрамора. Под полупрозрачной кожей пульсировала сеть голубых вен. А его рот — рот едва вмещал влажные сверкающие клыки.

Это был Генри.

— Я не хочу причинять тебе боль, — сказал он. — Мне просто нужно, чтоб ты понял.

Он поднял меня за воротник. Я чувствовал, как кровь стекает сзади по шее.

Я потерял сознание.

Всего вам хорошего. Увидимся позже.

III

Я получил указание не вдаваться в подробности того, куда той ночью брал меня Генри и что он мне показывал. Достаточно сказать, что физически я был полностью вымотан. Не от ужасных вещей, свидетелем которых мне случилось быть, но от осознания вины, что, волей-неволей, пришлось находиться рядом с этими существами.

Я был с ним менее часа. Когда я вернулся, все мое мировоззрение, до самого основания, было потрясено. Все, что я знал о смерти, о космосе, о Боге… все изменилось. За короткий промежуток времени я пришел к уверенности — конкретно, без вероятностей и неопределенностей — в то, что еще час назад звучало как бред:

Вампиры существуют.

После этого я не спал целую неделю — сначала от страха, потом от волнения. Я каждую ночь оставался в магазине до темноты, пристально изучая тетради и письма Авраама Линкольна. Проверяя, как эти невероятные события соотносятся с фактами общеизвестной биографии. Одну из стен в подвале я завешал отпечатанными на принтере старыми фотографиями. Осями времени. Фамильными деревьями. Каждое утро, в предрассветные часы, я писал. Первые два месяца моя жена беспокоилась. Следующие два она была в сомнениях. А через шесть месяцев мы разошлись. Я боялся за свою безопасность. За безопасность детей. За свой рассудок. У меня было множество вопросов, но Генри не появлялся. В конечном счете, я преисполнился безумной отвагой расспросить их, одиннадцать «человек», указанных в списке. Некоторые упорно меня игнорировали. Другие относились враждебно.

Но с их помощью (которая, по сути, была злым ворчанием) я понемногу начал собирать картину тайной истории вампиров Америки. Их роль в рождении, развитии и скорой смерти нашей нации. И еще я кое-что узнал об одном человеке, который спас всех нас от их тирании.