Авиация и космонавтика 1995 08 - [18]
Там же, в Крыму, воевал на И-5 11-й штурмовой полк ВВС Черноморского флота (командир майор И. М. Рассудков). Его самолеты вместе с машинами других типов действовали на Перекопе, а затем при отступлении советских войск к Севастополю. Например, в октябре 1941 г. два «Звена-СПБ» – 11 И-5 и 8 И-153 нанесли удар по войскам противника в районе Казак-Сарая. На 3 ноября авиация флота имела в Крыму 44 истребителя, половину из них составляли И-5. В труднейших условиях полного господства немцев в воздухе пилоты И-5 могли рассчитывать только на свое мастерство и увертливость машины. Потери были очень велики. 5 ноября комэск капитан Н. Т. Хрусталев с 20 И-5 штурмовал танки, бронетранспортеры и пехоту немцев в Бельбекской долине. Когда его машину подожгли, он направил ее на скопление вражеской техники.
В штурмовых полках вооружение И-5 часто усиливали заменой пулеметов ПВ-1 на ШКАС, подвеской реактивных снарядов.
Как легкие ночные бомбардировщики И-5 участвовали в битве под Москвой. На них воевали, например, 604-й и 605-й полки. Они базировались в Быкове, Пушкине, Клине и сменили И-5 на новую технику в феврале 1942 г. На Западном фронте пробовали применить И-5 как ночные истребители, но без существенных успехов.
Последние И-5 сохранились на фронте до 1943 г. Известно, что в августе 1942 г. один из штурмовых полков ВВС Черноморского флота, летавший на УТ-1, использовал И-5 черного цвета как «приманку» для вражеских прожекторов при ночных налетах. К концу 1942 г. приток новых истребителей и штурмовиков позволил перевооружить части на фронте более современной техникой, да и уцелело И-5, видимо, немного.
И-5 нельзя назвать ни знаменитой, ни очень удачной машиной. Однако она по праву занимает свое место в истории советской авиации как первый массовый истребитель отечественного производства. На нем учились многие летчики, принесшие стране славу в Великой Отечественной войне. Да и сам И-5 с честью выполнил свой последний долг в неравных боях с врагами.
Ни одного И-5 в нашей стране не сохранилось…
«ХАРРИКЕЙНЫ» В КИНЕШМЕ, АНГЛИЧАНЕ В РОССИИ
Арнольд Смоляров
Арнольд Досланович Смоляров – полковник в отставке, один из немногих наших соотечественников, насажденных высшей французской наградой – орденом Почетного легиона, ныне ведущий инженер ЦАГИ, в течение всей своей жизни был связан с авиацией, в том числе и с зарубежной. В годы Вешкой Отечественной войны он служил вместе с английскими, французскими и американскими авиационными специалистами, воевавшими и работавшими в России.
А началось все с того, что 12 сентября 1941 года капитана Смолярова – выпускника Военно-воздушной академии им. Жуковского, не успевшего из-за начала войны даже сдать госэкзамены по иностранному языку, вызвали в Главный штаб ВВС и сообщили, что он назначен в иностранный отдел (позднее – импортное управление ВВС) с задачей принимать самолеты, которые должны были поставлять наши тогдашние союзники по антигитлеровской коалиции, участвовать в их сборке, освоении и отправке на фронт.
Мое назначение носило чисто анкетный характер. В отличие от диплома с прочерком, в анкете, в параграфе «владение иностранным языком», было указано – английский и французский. Насколько это соответствовало истине, никто не проверял по весьма простой причине: способных проверить не нашлось. До сих пор испытываю удовлетворение, что не подвел ни своих тогдашних начальников, ни кадровиков. Английский потребовался сразу же. Французский через год, при организации и обучении знаменитой эскадрильи (а затем авиаполка) «Нормандия – Неман».
Двадцать пятого сентября вместе с еще двумя офицерами отдела мы выехали поездом в Архангельск. куда должен был прибыть первый морской конвой с истребителями Хоукер «Харрикейн».
Конвой запаздывал, и лишь около 10 октября из тумана появились примерно 12 больших океанских судов, медленно пришвартовавшихся в довольно пустынном архангельском порту.
Разгрузка началась немедленно и, надо сказать, довольно хаотично. На причалы в полном беспорядке портовые краны опускали танки, артиллерийские орудия, грузовики, огромные ящики контейнеры с разобранными самолетами, солдатские ботинки (навалом загруженные в трюмы, довольно красивые, но с таким низким подъемом, что поспешившие обзавестись ими грузчики потом с трудом передвигались и искали свои старые. рваные, брошенные тут же), какие-то тюки и даже большие мешки с теплыми носками «для доблестной польской армии» (генерала Андерса), собственноручно связанные сердобольными английскими леди. Среди всего этого военного имущества сновали советские офицеры – представители различных родов войск, отбирая «свое» и стараясь поскорее погрузить на железнодорожные эшелоны.
Здесь мы, представители ВВС, столкнулись с первой серьезной трудностью. Дело в том, что по правилам загрузки морских судов для обеспечения их остойчивости наиболее тяжелые грузы размещаются в их нижних частях, в трюмах. В верхних частях и на палубах устанавливалось и крепилось все более легкое. Естественно, что разгрузка производилась в обратном порядке: сначала все, что на палубах и сверху, затем из нижних отсеков трюмов. В результате ящики с отстыкованными консолями и стабилизаторами самолетов, как более легкие, попадали на причал первыми, а контейнеры с фюзеляжами и установленными на них моторами во вторую очередь. В связи с тем что все время нависала угроза налетов немецкой авиации, руководивший разгрузкой конвоя уполномоченный Государственного комитета обороны (ГКО) известный полярник Иван Дмитриевич Папанин приказал все, что находится на причалах, немедленно грузить на железнодорожные эшелоны и отправлять. Возникла реальная угроза того, что ящики с консолями и стабилизаторами уедут отдельно от контейнеров с фюзеляжами и в условиях неразберихи первых месяцев войны окажутся в разных местах. Пришлось отправиться к Папанину и уговаривать его сделать исключение для «наших» грузов. Папанин сидел в крохотном кабинете, почти каморке. Надо сказать, что. несмотря на знакомый по газетам добродушный облик, вид у него был довольно грозный. Он многозначительно поглаживал лежавший у него на животе маузер в деревянной кобуре и, обращаясь ко всем посетителям по старой флотской привычке «браток», на всякий случай сообщал, что наделен правами расстреливать всех, кто не выполняет его распоряжений. К чести Ивана Дмитриевича, он, хоть и не сразу, понял существо нашей проблемы и, обращаясь к остальным просителям, сказал: «Ладно, для авиации делаю исключение, а то зашлют самолеты и ихние фантики в разные места».
