Августовский рассвет - [55]

* * *

О сержанте Сынджеорзане я знал только то, что в мирной жизни он был шахтером и что с 1939 года после мобилизации он ни одного дня не был дома. Даже если бы он получил отпуск или увольнение на несколько дней, то все равно не смог бы им воспользоваться, так как его село за Мурешем подпало под чужую власть. Я еще не успел поговорить с ним, не успел заглянуть в его душу. Сынджеорзан был веселым, корректным и человечным со своими подчиненными. Я считал, что этого достаточно, чтобы сказать, что я знаю его, и чтобы он стал близок мне.

Роста он был среднего, но обладал большой силой. У него были блестящие умные глаза, взгляд которых притягивал. Разговаривая, сержант всегда смотрел человеку в глаза. Его взгляд будто придавал большее значение и окраску словам. Или, может быть, это мне только казалось…

Я лучше узнал его за дни и ночи войны. Этот веселый, мягкий и добросовестный человек на передовой стал суровым, расчетливым, а главное — необычайно предприимчивым.

Я помню, как однажды, когда мы в авангарде преследовали противника, пуля разорвала ему икру левой ноги. Он сам перевязал себя и продолжал идти вместе со всеми, хотя и хромал.

Под вечер, когда мы остановились и стали закрепляться на местности, я приказал ему отправиться на пункт первой помощи. Он ничего мне не ответил, только покачал головой, а когда за ним пришли санитары, он сказал им:

— Сначала выкурю сигаретку, а там посмотрим, что надо делать. Чтобы громом поразило того, кто меня продырявил!

Мы расположились на берегу какой-то реки в низине, заросшей старыми, будто почерневшими от сажи, ивами.

Стемнело, и в воде отражались звезды. Мы всматривались в даль и на окраине села, неподалеку от реки, различали вражеские позиции. Это была новая линия обороны. Без сомнения, те, кого мы преследовали, остановились там, пополнив ряды занявших заранее приготовленные позиции. Я не уверен, различали мы эти позиции или только догадывались об их существовании. В прозрачной голубоватой мгле мы видели очертания домов, колокольню. Это село мы должны были освободить на рассвете.

Я лежал на плащ-палатке и ожидал командиров отделений, чтобы ввести их в обстановку. Командиром в отделении Сынджеорзана я поставил пышноусого капрала Панэ, жителя одного из сел под Бухарестом. По возрасту Панэ был постарше, а по характеру — горяч и подвижен, как ртуть. Они явились все вместе и, доложившись, растянулись справа и слева от меня. Я начал перекличку.

— Первое отделение?

— Сержант Додицэ!

— Второе отделение?

— Сержант Сынджеорзан!

Я резко повернулся в сторону капрала Панэ.

— Что, у вас нет своего имени, капрал Панэ?

— Нет, господин младший лейтенант… Но и сержант здесь, поэтому…

Тогда я набросился на Сынджеорзана:

— Почему ты здесь? Я ведь приказал тебе остаться на медпункте.

— Я вылечился, господин младший лейтенант.

Я улыбнулся:

— Не будь ребенком, Сынджеорзан. Недавно ты едва волочил ногу.

Он закусил губу, поднялся и, встав по стойке «смирно», ответил:

— Господин младший лейтенант, вы должны взять меня, иначе…

— Что иначе?

— Я дезертирую!

— Сынджеорзан! — рассердился я. — Ты понимаешь, что говоришь?

— Я дезертирую из госпиталя и вернусь во взвод! Свое я не брошу!

Я ничего больше не сказал. Да и что я мог сказать? Сынджеорзан подождал несколько мгновений, потом улыбнулся и, приложив руку к пилотке, козырнул. Затем снова лег на свое место, бросив в шутку капралу Панэ:

— Благодарю, господин капрал! Можешь возвращаться к своей штуковине. — Он имел в виду ручной пулемет.

* * *

Я лежал, вытянувшись на плащ-палатке, и вместе с командирами отделений занимался подготовкой атаки.

Наша рота должна была произвести разведку боем, чтобы вскрыть оборону противника и систему его огня.

Как всегда перед началом атаки, я волновался. Другие тоже были взволнованы. Я чувствовал их прерывистое дыхание и сдерживаемые вздохи.

Темнело. Река с легким плеском катила свои воды.

Солдаты отдыхали под защитой плотины. Не было слышно ни малейшего шума. Они отдыхали, не выпуская из рук своего оружия. Рядом на траве лежали каски. Бодрствовали только часовые.

Я попытался вспомнить, который по счету бой начнется для меня завтра на рассвете. Я их никогда не считал и сам не знаю, почему мне пришло в голову сделать это.

Подготовку мы закончили, и теперь все пятеро молчали, думая каждый о своем. Действительно, который по счету бой нам предстоит?

— Сынджеорзан, ты не знаешь который?

— Когда мне осколками покоробило каску, тот был…

Я вздрогнул. Теперь меня интересовало совсем другое, а именно: что мне делать с Сынджеорзаном? Если, будучи ранен в бою, он спутает мои расчеты… Пуля может и меня сразить! Она может свалить и Додицэ, и Панэ, и Браниште… И капитана Комэницу… Так что… Но все же Сынджеорзан ранен и имеет полное право покинуть поле боя.

— Сынджеорзан, может, тебе все же лучше пойти в медпункт? Ты ведь ранен…

— Господин младший лейтенант, почему вы хотите от меня избавиться?

Действительно, почему? Если он пойдет в медпункт, завтра станет одним меньше тех, кто встретит меня после боя словами: «Рад вас видеть живым и здоровым». А разве только им одним? Почему меня преследует эта невеселая мысль? Нет-нет, пусть он остается в отделении, если ему так хочется быть среди нас.