Авель, брат мой - [4]

Популла заканчивал речь словами:

– Некоторые ошибочно считают, что пехота – это безнадёжно устаревший род войск. Ненужный, когда есть космическая авиация, беспилотные дроны и роботы-аватары. Это не так, дети мои! Пока пехотинец не ступил на землю врага, очищая и освящая её своей пролитой кровью, таковая земля считается чужой! Смерть пендосам и ваххабитам! Гибель сгнившей западной цивилизации и свихнувшимся исказителям истинного ислама! Да живёт вовеки Святая Правоверная Русь! К молитве!

Нестройные ряды сломались, грохнули коленями на затоптанный пол. Батюшка затянул:

– Велик Бог! Во имя Отца, и пророков его Иисуса и Магомета…

После службы вперёд вышел полковник, тихо гудя сервоприводами протезов. Неестественно розовая, как у новорождённого, реплицированная кожа лица блестела от пота. Оглядел собрание, заорал:

– Встать! Смирно! Добро пожаловать в пехоту, животные. Выходи строиться.

* * *

Капрал доброжелательно улыбался строю из дюжины новичков.

– Я – Рамиль Батыров, вторая рота. Буду вас готовить по ускоренной программе. Переформирование бригады заканчивается, скоро в бой, времени в обрез. Поэтому к учёбе приступим немедленно. Вот ты, боец, – капрал ткнул в грудь Коткова, – назови характеристики автомата «АК – двенадцать» и при этом подпрыгивай на одной ножке.

Сергей выполнил команду без удивления – в учебке операторов дронов ещё не такое вытворяли.

Батыров подошёл к штрафнику – пацифисту из Питера, приказал:

– Перечисли имена двенадцати апостолов. И штаны снимай.

Волконский выпучил глаза:

– А штаны зачем?

Рамиль, не переставая улыбаться, без замаха врезал в солнечное сплетение, добавил локтем по шее. Объяснял корчившемуся на земле Денису:

– Во-первых, зародыш, когда со мной говоришь, добавляй «товарищ капрал». Во-вторых, команды надо выполнять, не рассуждая. Думать за вас будут офицеры, на то у них кресты на погонах. Любой, кто начинает размышлять в бою вместо того, чтобы действовать, смертельно подводит своих братьев. Всем ясно, ублюдки?

– Так точно, товарищ капрал! – браво ответил строй.

Батыров счастливо скалился.

* * *

Через неделю от дюжины осталось восемь. Один сломал ногу на полосе препятствий, второй снял без команды противогаз в палатке проверки химзащиты и умер от отёка лёгких. Прежневер из Гатчины отказался совершать намаз, его забили берцами сержанты. Четвёртый не стал падать в грязь по команде ротного «воздух». Капитан, больше не говоря ни слова, нажал кнопку на браслете. Парень умирал мучительно, выпучив глаза и разевая рот, подобно выброшенной на берег рыбе.

Больше всех доставалось Денису – студент первым сдыхал на марш-броске, мазал на стрельбище, постоянно опаздывал в строй. Из-за него наказывали всё отделение, и к полученным от сержантов дневных кровоподтёков добавлялись синяки от товарищей после отбоя.

Сергей, наоборот, старался отличиться. И когда ротный похвалил его перед строем за сбитый первой ракетой макет аватара, наконец решился.

Вечером постучался разбитыми на занятии по рукопашке пальцами в дверь канцелярии:

– Разрешите, товарищ капитан?

– Валяй.

Расхристанный ротный сидел за столом перед бутылкой с мутной жидкостью и тарелкой с порезанными луковицами. Котков, стараясь не глядеть на искорёженную грудную клетку офицера с внешними карбоновыми рёбрами, пробормотал:

– Разрешите обратиться.

Капитан Бондарь неправильно понял бегающий взгляд штрафника, ухмыльнулся:

– Что, Кот, смотреть противно? Не ссы, у меня от батальонного батюшки разрешение на алкоголь. Яко есть лекарство! Да и аллах не одобряет вино виноградное, а это – бимбер из томатной пасты. Дерьмо страшное, не пью, а страдаю. Ну, чего тебе?

Сергей сбивчиво объяснил про жену.

– Два месяца уже в неизвестности. Я понимаю, что рядовым запрещен допуск к личной почте. Но бывают же исключения?

Бондарь нахмурился.

– Выборг накрыли, Кот. Разбомбили крылатками и какой-то дряни навалили биологической. Там карантин, блокпосты на дорогах. Гражданские выжившие наверняка есть, но их отстреливают при попытках выхода. Война, боец, штука жестокая.

Сергей почувствовал, как начинает жечь в груди. С трудом проглотил комок, прохрипел:

– Мне только ящик личный глянуть. Вдруг жена и дочка спаслись, в фильтрационном лагере каком-нибудь? Я рапорт написал, прошу вашей резолюции, потом сам в штаб пойду.

Котков протянул лист тонкого пластика. Ротный взял, смял, не глядя, бросил в мусорку.

– Дурак ты, Кот! Кто же штрафному чего-нибудь даст? Разве что трендюлей.

Пододвинул к себе планшет, что-то набрал.

– Адрес свой диктуй, боец. Не так быстро. На, смотри.

Сергей, не веря своему счастью, дрожащими пальцами набрал пароль. Пусто.

– Спасибо, товарищ капитан. Разрешите идти?

– Топай.

Котков дошёл до двери, взялся за ручку. Повернулся:

– А можно будет попробовать ещё раз? Через недельку?

Бондарь хмыкнул. Жахнул полстакана, захрустел луком.

– Надежда – она такая, да. Умирает последней. Только херовая поговорка. Мою жену Надеждой звали, от Эбола умерла пять лет назад, задолго до нынешней заварухи. Я тогда на казахской границе осколок в брюхо получил, в госпитале валялся. Глаза после наркоза открыл, а тут – нежданчик. Официальное письмо с соболезнованиями. На хрена мне соболезнования? Мне жена нужна. Всё, Кот, иди отсюда, душу разбередил. Через три дня уходим на боевые, понял? Так что не получится ещё раз.