Авария - [4]

Он выбрался из центра города и зашагал по недавно заасфальтированному тротуару домой, к новой «башне», в одной из квартир которой уже два года жили вместе обе семьи Цоуфалов, пять человек, втиснутых в четыре не очень удобные комнаты. Идти туда ему не хотелось. В первые месяцы их совместной жизни в доме царила атмосфера снисходительного внимания к молодоженам, но со временем из-за резкости слишком эмансипированной Здены положение сделалось просто нестерпимым.

И Камил размечтался (сегодня уже во второй раз), как будет здорово, когда он вот так же поедет к себе домой, в квартиру, принадлежащую только ему, инженеру Цоуфалу, но эта мечта была еще менее реальна, чем мечты о личном шофере и служебной «татре». Почти ежедневно он бомбардировал жилищно-бытовую комиссию предприятия телефонограммами, категорическими требованиями, устраивал бешеные скандалы — в зависимости от степени напряженности отношений между обеими семьями, но в ответ получал только успокоительные заверения, последним из которых было обещание предоставить квартиру в течение двух месяцев где-то в районе Обрниц. Предпочтя похоронить в душе все эти мечты, Камил вкатил коляску с Дитункой в подъезд. Вытащил из почтового ящика кучу газет, несколько писем для отца и поднялся лифтом на двенадцатый этаж.

С балкона гостиной виден весь город. На востоке торчит высотное здание общежития на тысячу мест, на запада высится башня пожарной команды, на юге вздымаются холмы земляных насыпей, несколько прикрывающие дымный химзавод, а с севера город объят темным кольцом Крушных гор; здесь он задыхается со своими тридцатью тысячами жителей; в нем, согласно статистике, более семи тысяч квартир, и ни одна из них не принадлежит мне. Город, где мое имя могло бы что-то значить, но пока ничего не значит и в ближайшем будущем тоже не будет значить, потому что всегда славные отцы — удел горькой зависти своих сыновей. Город прекрасный, многообещающий, но пока неласковый, как мачеха.

Камил повернулся, закурил сигарету и сел в кресло. Дома никого не было. К сознанию собственного невезения присоединилось чувство одиночества. В своем родном городе я никого толком и не знаю. Только Здену. А она сейчас ведет прием с доктором Краусом. В последнее время она как-то отдалилась от меня. Но почему? Ведь мы так любили друг друга. Почти два года в Праге, два счастливых и таких быстролетных, потом долгий год военной службы, и он не разделил нас, хотя мы виделись всего два раза в месяц. И наконец, Литвинов. Мы думали, что самое трудное позади. Но не было квартиры, родилась Дитунка, в квартире отца стало тесно, первая ссора из-за родителей закончилась примирением, последовали новые ссоры, по всяким незначительным поводам. В конце такого пути неизбежно безразличие и равнодушие.

Камил встал, открыл вторую секцию кабинетной стенки и поставил на проигрыватель фортепьянный концерт Шопена ми бемоль мажор.

Он удобно расположился в кресле и, наклонив голову, ждал. Одновременно с бурными аккордами в соседней комнате раздался плач. Из угла своего деревянного манежа Дитунка умоляюще тянула к нему ручки. Он взял ее на руки и вернулся в гостиную. Нить священнодействия была прервана, остаток концерта он провел, болтая с Дитой.

Зто самое драгоценное из того, что у меня есть, подумал он, любуясь ее детски счастливым личиком. Чудо-девица. В одиннадцать месяцев у нее уже семь зубиков, сама может сделать три шага и зовет меня «ка-ка»…

Глядя на девочку, он всегда отчетливо понимал, чего хочет и что должен иметь. Власть и славу. Деньги и положение. Он должен быть сильным мужчиной и мудрым защитником.

— Ням-ням…

Сунув ей плитку молочного шоколада, Камил поставил новую пластинку.

— Давай, дочка, послушаем «Влтаву».

Дитунка притихла. Нежная мелодия разлилась по комнате как некая таинственная сила.

Камил поднял голову и застыл, уставившись в одну точку… Через два месяца получим квартиру в Обрницах. Если побольше переводить, то при общем доходе в семь с половиной тысяч в месяц нам хватит на мебель и машину уже в этом году. Отец еще не уйдет на пенсию, а я легко могу стать главным механиком…

Когда грянул «Вышеград», ордер на квартиру как будто уже лежал в почтовом ящике, а назначение на новую должность — в директорской папке с надписью «К исполнению».

Нет ничего невозможного. Мир принадлежит сильным и отважным, то есть мне, неслышно декламировал Камил под звуки могучей мелодии, но тут в прихожей стукнула дверь, и в комнату вошла Здена. Она всплеснула руками:

— Что это тебе пришло в голову?! У нее же будет запор!

Камил закрыл глаза. Еще несколько последних тактов — и заключительный аккорд, от которого мурашки бегут по спине. Он старался не слышать потока укоризненных слов, но Здена забрала дочку, и нить наслаждения прервалась как раз перед кульминацией.

— Кто из-за вас должен вечно стирать? Посмотри, как вы отделали ковер! Ты никогда ничего не умел ценить!

— А ты не можешь чуть-чуть подождать? — У него испортилось настроение. — Придет бог знает когда, да еще ругается… — Камил снял пластинку, вложил ее в конверт и поставил назад в дискотеку.