Авантюры открытого моря - [105]

— Каким поездом? Номер вагона? Как Саша выглядит? Я его встречу!

— Круглое лицо, самое обычное… Клетчатая рубашка… Короткая стрижка.

На другой день я встречал тольяттинский поезд на Казанском вокзале. В потоке выходящих пассажиров я остановил парня в клетчатой рубашке, круглолицего, коротко стриженого.

— Вы Александр Шеин?

Парень изменился в лице. Мне показалось, он даже отшатнулся…

— Да, я…

Только в эту минуту я понял, как ужасающе прозвучал для него мой оклик. Да он и сам потом подтвердил, что принял меня за оперативника КГБ, который должен был арестовать его прямо на вокзале, поскольку он, Шеин, нарушил подписку о неразглашении сведений о «событиях в Риге 8 ноября».

— Ведь я вез письмо в «Мемориал», в котором рассказал все, что мне пришлось пережить на «Сторожевом», на допросах, в лагере». Я рассказывал в нем о Валерии Михайловиче и очень боялся, что кто-то пронюхает об этом и перехватит меня в Москве.

В глазах его стоял неистаявший за пятнадцать лет страх. Я показал ему писательский билет, извинился за неловкое знакомство и увез его к себе передохнуть с дороги.

Генерал-майор юстиции А. Борискин:

«Закрытое судебное заседание Военной коллегии Верховного суда СССР, на котором слушалось дело Валерия Михайловича Саблина и его ближайшего подручного Александра Николаевича Шеина, открылось в Москве 6 июля 1976 года.

Первый заслушивался подсудимый Шеин. О себе он говорил так:

«Я, Шеин Александр Николаевич, родился 7 марта 1955 года в городе Рубцовске Алтайского края… 6 октября 1973 года до ареста проходил военную службу на большом противолодочном корабле «Сторожевой» в должности и звании матроса. В 1973 году до призыва в Советскую Армию был осужден за хищение государственного и общественного имущества к 1 году исправительных работ».

По существу дела Шеин, который вопреки штатному корабельному списку «внештатно» всецело подчинялся Саблину, считаясь, опять же «внештатно», корабельным художником и руководителем ансамбля, показал следующее:

«5 ноября 1975 года Саблин вызвал меня в каюту… усадил меня на диван и заявил, что разговор будет серьезным. Он стал рассказывать свою биографию… В разговоре он уделял много внимания недостаткам, имеющимся в нашей стране…

Я спросил Саблина, как он собирается ликвидировать существующий режим?.. Он ответил… Потом я встретился с матросом Буровым. Я хотел узнать, как Буров отнесется к программе Саблина. Буров выслушал мой рассказ и заявил: «Люблю такие заварухи». Я Бурову сказал, что сам не знаю, прав ли Саблин, не является ли он шпионом. Тогда Буров испугался и сказал, что он пока подождет принимать свое решение до выявления реакции других членов экипажа корабля. Если другие поддержат Саблина, то и он это сделает».

В тот же вечер Шеин прослушал автобиографию и будущее выступление Саблина перед офицерами и мичманами, записанные на магнитную ленту. У него снова возникли сомнения. Он собрался поделиться ими с комсоргом минно-торпедной боевой части членом КПСС Авериным. Но прежде решил заинтриговать его, спросив, как он смотрит на то, чтобы «поработать на органы Комитета государственной безопасности». Аверина это заинтересовало, и он ответил, что согласился бы «поработать». Вместе с тем довольно терпимо и даже с пониманием отнесся к тому, что возможна попытка «одного из офицеров захватить и угнать, корабль». На это он ответил, что не стал бы «закладывать» этого офицера. Тогда Шеин более подробно изложил план и программу Саблина, и Аверин согласился поддержать их. Матросу Саливончику Шеин сообщил лишь то, что 8 ноября на корабле произойдут крупные события, и посоветовал держаться около него, Шеина. Потом был разговор с Манько и Лапенко. Причем последний безапелляционно заявил, что такие, как Саблин, — просто ненужные люди. Правда, тут же смутился и даже как будто испугался. Шеин успокоил его, сказав, что этот разговор останется между ними.

«Восьмого ноября 1975 года ко мне в каюту, — показывал Шеин, имея в виду ленинскую каюту, где считался хозяином, — пришли Буров и Манько. Манько сказал, что он не будет поддерживать программу Саблина. Я с ним поссорился, стал доказывать, что программа Саблина правильная…»

Затем Шеин зашел к Саблину и сообщил, что посвятил в его планы четырех матросов. Саблин огорчился и упрекнул Шеина в том, что тот не выполнил его указание держать все до поры до времени в тайне. В ответ на это Шеин уже на правах сообщника Саблину пояснил, что пускай будет ударная группа».

Саблин дает Шеину одно из самых ответственных на том этапе поручений — подготовить помещения для предстоящей изоляции командира корабля, а также офицеров и мичманов, которые не согласятся с намечаемой преступной программой. Об этом Шеин так рассказывал:

«В связи с тем, что боевые посты № 1–3, а также № 4–6 были соединены между собой и с другими постами связью, Саблин приказал мне в первую очередь отсоединить трубки от телефонных аппаратов всех шести постов РТС, чтобы изолированные лица в названных помещениях не имели возможности связаться по телефону с кем-либо на корабле».

Вскоре Шеин доложил Саблину по телефону о выполнении задания. После ужина явился к нему на очередное совещание. Саблин вручил ему пистолет без патронов. Поначалу Шеин растерялся, а затем спрятал оружие под рубаху. Между тем Саблин объяснил, что вскоре состоится встреча с офицерами и мичманами в мичманской кают-компании, где будет провозглашена «революционная коммунистическая программа». И как же намеревался новый «вождь», борец за «новую демократию» приобщить к своей программе будущих единомышленников? Очень просто — если не поможет слово, окажет содействие «товарищ маузер».