Авантюристы - [32]

Шрифт
Интервал

— Храни вас бог, сударь, выручили вы меня. Молиться за вас буду!

— Пустое, — отмахнулся Нарышкин. — Ты вот что, когда господин обер-офицер проспится да спрашивать станет, ты скажи, что, дескать, давешний барин, с которым в карты играли, велел кланяться и с тем отбыл… ну, скажем, в Петербург.

— Давешний барин? — переспросил служитель.

— Да, давешний барин — Михаил Кутузов, сын Илларионов. Фельдмаршал, — ответил Нарышкин и скромно улыбнулся.

— Стало быть, Вы, сударь, в Петербург едете? — служитель с трудом скрывал понимающую усмешку.

— Вот именно, в Петербург, ты так и передай. Ну, бывай, голубчик!

— Час добрый! — служитель поклонился и проводил глазами отъезжающую бричку.

Глава седьмая

В КРАЮ ДВОРЯНСКИХ ГНЕЗД

«Ба! Что я вижу! Тит Евсеич здесь!

Так, так и есть! Его мы точность знаем!

Но отчего ж он виден мне не весь?

И заслонен каким то попугаем?»

(А. К. Толстой)

Солнце высоко поднялось над редкими хлопьями облаков, и воздух наполнился зноем, какой бывает иногда в мае, до той поры холодов, когда начинает цвести черемуха. Дорога широкой лентой вилась впереди, между вспаханными, исходящими паром полями и зеленеющими коврами лугов. Колокольчик с подвязанным языком молчал, так как его звон мешал дремать Нарышкину. В бричке пахло новым лаком и свежей кожей. «Гроза морей» поклевывал носом, он был трезв, как огурец, и вяло рассеян.

На повороте, из-за ракит, навстречу экипажу гурьбой вышли мужики, обутые в тяжелые растоптанные лапти. За спинами у них болтались берестяные котомки. Мужики хмуро поклонились и, равномерно колыхая дорожными палками, медленным тяжелым шагом прошествовали мимо.

— Эх, Рассея! — буркнул приоткрывший глаз Нарышкин. — Как там? «Люблю Отчизну я, но странною любовью…», — продекламировал он.

— «…Проселочным путем люблю скакать в телеге
И взором медленным, пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень…»

— Это Вы написали, Сергей Валерианович? — Катерина слушала стихи очень внимательно, глядя в полузакрытый глаз Нарышкина.

— Нет, не я, — задумчиво ответил Сергей. — К сожалению, Катенька, это написал не я. Это стихи одного молодого поручика. Он служил задолго до меня в Тенгинском пехотном полку, на Кавказе. Сложный был человек, острослов и задира, каких поискать. Погиб глупо. Рассказывали, все издевался над одним майором, в сущности — безобидным человеком. Дразнил, насмешничал, потешался… и даже при дамах, — Нарышкин рассеяно, думая о чем-то своем, посмотрел на Катерину. — Глупо, ужасно глупо, — пробормотал он.

— Что же случилось? — подавшись вперед и расширив серые глаза, спросила Катерина.

— Майор терпел, терпел да и плюнул. Да и кто бы снес на его месте? У нас этакого не поощряли, чтобы, извините, в бабском кругу над полковым товарищем зубоскальничать. Вышла дуэль. Поручик был убит.

Прескверное дело. Вот так, по глупости, по недомыслию и сам жизни лишился, и человеку на совесть пятно поставил. Глупец! Однако талантлив был чертовски! М-да… «Дрожащие огни печальных деревень…» — рассеяно повторил Нарышкин и выглянул из брички.

В самом деле, запахло деревней: дымом, дегтем, навозом, а потом с обеих сторон замелькали покосившиеся избы с резными тесовыми крылечками и маленькими оконцами, затянутыми бычьим пузырем. Крестьянские дети, чрезвычайно грязные, в одних драных рубашонках, сквозь которые светилось голое темное тельце, тянули ручонки в сторону брички, бежали за экипажем, быстро семеня в пыли босыми ногами и выпрашивали монетку.

— Брось им, Терентий! — крикнул Нарышкин и, печально усмехаясь, отвернулся.

— Мне, сударь, не жалко! Только не надо им деньги давать. Все одно родители заберут на пропой. Этак-то они и вовсе работать перестанут. Пробегал целый день за каретой — на тебе грош! Не надо сеять, не надо жать! — Терентий для острастки замахнулся на попрошаек кнутом и слегка щелкнул, чтобы отогнать детей от колес.

Вскоре деревня осталась позади, а дорога вновь побежала меж полей, то ныряя под бугор, то взбираясь на невысокие плоские холмы. Средняя полоса России — лесостепь, буераки, вспаханные кое-как поля и пыль, пыль, пыль.

Верст через пять дорогу запрудил двигающийся навстречу караван огромных возов, запряженных сытыми владимирскими тяжеловозами.

— Чего везете, землячки? — поинтересовался Терентий у головного извозчика. Но тот только махнул кнутом и проводил экипаж Нарышкина долгим бессмысленным взглядом.

— Чурка с глазами! — в сердцах, сказал дядька.

Повторение вопроса, обращенное к следующему возу, на котором, накрывшись грязной рогожей, лежал другой возница, принесло те же плоды. Краснорожий мужик с русой, окладистой бородой высунулся из-под рогожи и, хрумкая морковкой, равнодушно-презрительным взглядом окинул бричку.

— Им — что с масла вода, — покачал головой Терентий. — Ну как с этакой орясиной беседы весть?

— Мы ленивы и не любопытны, — констатировал Нарышкин. Проехали еще с десяток верст, и тут выяснилось одно весьма досадное обстоятельство: коренник захромал.

— Расковался совсем, — доложил дядька, остановив тройку и осмотрев лошадь.

— Кузнеца надо, иначе не доедем.

Лошадей пустили шагом, и через пару верст на пригорке показалось большое село.


Рекомендуем почитать
История Центральной Европы с древних времен до ХХ века. Кипящий котел народов и религий на территории между Германией и Россией

Профессор Фордхэмского университета Оскар Халецки на страницах своей книги прослеживает историю народов Центральной и Восточной Европы с древних времен до середины ХХ века. Автор освещает процессы формирования национальной идентичности и станов ления государств славян, народов Балтии, Подунавья и Балкан. Размышляя об истоках геополитических конфликтов и культурной общности народов, населяющих ключевой регион в самом сердце Европы, историк делает вывод, что свобода и независимость каждого народа необходима для стабильного баланса сил на континенте и развития цивилизации в целом.


Воспоминания о детстве и юности. Дядюшка Робинзон. Паровой дом

«Паровой дом» рассказывает о путешествиях нескольких европейцев по Индии в чудесном механическом аппарате, по форме очень похожем на слона. Драматические столкновения героев, ведущих между собой давний политический спор, происходят на фоне великолепной природы, замечательных памятников истории и архитектуры... «Дядюшка Робинзон» — первая попытка Жюля Верна создать приключенческий роман, в котором познавательное начало органично сочеталось бы с живой, запутанной интригой. Многие мотивы этого неоконченного произведения перенесены в знаменитый «Таинственный остров». Очерк «Воспоминания о детстве и юности» — об отроческих увлечениях автора, о пробуждении в нем интереса к странствиям и книгам.


В дебрях Атласа

Иностранный легион. Здесь рискуют жизнью в колониальном аду лихие парни, которым в сущности, нечего терять. Африка, Азия, джунгли, пустыни — куда только не забрасывает судьба этих блудных сыновей Франции… Кто-то погнался за большими деньгами. Кто-то мечтал о дальних странах и увлекательных приключениях. Кто-то просто скрылся под белой военной формой от закона. Но под палящим солнцем Алжира нет ни правых, ни виноватых, ни людей чести, ни подлецов. И еще там нет трусов — потому что трусы просто не выживают среди бесчисленных опасностей, из которых состоит обычная жизнь легионеров…


Осколки Сампо

Древние времена Карелии и Суоми. Здесь быль переплетается с небылью, владения людей соседствуют с владениями богов и духов. Здесь чародеи и прорицатели живут среди простого люда, взирает с небес Громовержец Укко, грозит вечной ночью Хозяин Зимы. Где-то на просторах от Ингрии до Лапландии вращается Пёстрая крышка – таинственное Сампо, источник счастья и богатства своих обладателей. Здесь создали легенды «Калевалы» – или, может быть, сложили в руны отголоски былого? Главный герой – карельский сказитель Антеро – вместе со своим племянником Тойво отправляется в путь, чтобы разгадать загадку Сампо.


Четыре фрейлины двора Людовика XIV

Действие этого увлекательного исторического романа происходит во Франции времён правления Людовика ХIV. Страна охвачена эпидемией отравительства, которая проникла на самые верхние этажи власти. В преступлениях оказываются замешанными и королевские фрейлины. Их кавалерам приходится предпринять самостоятельное расследование, чтобы отстоять честь и достоинство своих возлюбленных и не допустить их гибели. Однако против юных красавиц ополчились совсем нешуточные силы, противостоять которым в одиночку невозможно.


Бактриана

Лорд Пальмур, аристократ-востоковед и по совместительству агент британской разведки, становится первым европейцем, проникшим в таинственный Кафиристан — горную страну, созданную потомками древних бактриан. В небольшом и не переиздававшемся с 1928 г. романе советского писателя и дипломата Н. Равича экзотика, эротика и фантастический вымысел сочетаются с «Большой игрой» в Центральной Азии и описаниями войны в Бухаре.