Авантюристка из Арзамаса, или Закон сохранения энергии. Часть I - [15]

Незнакомой была не только улица. Дома — странные коробки. Ну, может, на окраинах такие и строят, но Альбина-то живет в центре. Там дома красивые и дорогие. Надо просто поймать такси. Таксист непременно должен знать, как отсюда выбраться. Или хотя бы довезет ее до метро, а уж от метро она сможет самостоятельно добраться домой. Правда, она уже лет сто не пользовалась общественным транспортом. Ухмыльнулась, представив, как ее будет останавливать каждый встречный-поперечный: "Ах, Альбина Щербакова! Оставьте автограф на память о незабываемой встрече!". И она, конечно, будет улыбаться, расписываясь на вырванных наспех тетрадных листках и старых квитанциях, на талончиках к доктору и автобусных, на спичечных коробках и сигаретных пачках, в блокнотах или просто на ладони, если у жаждущего получить автограф не окажется даже клочка бумаги. Ее всегда поражала страсть людей к автографам. Зачем человеку бумажка с подписью Альбины Щербаковой? Он что, повесит ее на стену и будет любоваться? Или молиться на нее станет? А что он будет делать с ее автографом на руке? Перестанет умываться, чтобы в глубокой старости демонстрировать правнукам: "Смотрите, детки, на этой руке поставила закорючку сама Альбина Щербакова!"

Альбина добрела до ближайшей дороги и подняла руку, голосуя такси. Машины проскакивали мимо, даже не притормаживая. Да и машины попадались какие-то сплошь странные, незнакомых марок. Альбина уже десять минут голосует, и за это время не встретила ни одной более-менее известной марки автомобилей. Странно. Как-то все сегодня странно. Злобный розыгрыш с чужой квартирой и фотографиями Утицкого в качестве ее мужа, совершенно неизвестные марки телевизора и машин. Но страннее всего для Альбины было, пожалуй, то, что до сих пор ни один встреченный ею человек не только не попросил автографа, но даже не удивился, встретив на улице, в таком жутком районе и довольсно странном одеянии саму Щербакову. И ни на одном лице Альбина не увидела ни улыбки, ни восторга. Казалось, что люди просто перестали узнавать ее. Но разве это возможно? Ведь еще вчера нельзя было пройтись по улице без охраны, она давно уже передвигается по городу только на автомобиле с затемненными стеклами, иначе от фанатов и более спокойных поклонников проходу нет. А сегодня — полное безразличие со стороны простого люда. Хм, странно все это, как это странно…

Наконец перед Альбиной притормозила какая-то машина. Водитель равнодушно взглянул на пассажирку, и обворожительная улыбка вмиг исчезла с уставшего от странностей лица Альбины. Произнесла сухо, устраиваясь на заднем сиденье:

— На Большую Юринскую, пожалуйста, дом двенадцать.

Водитель, кажется, проснулся, переспросил удивленно:

— Куда?

Альбина повторила четко и громко, как для слабослышащего:

— Большая Юринская, двенадцать.

— Это где такая? Что-то я такой улицы не знаю, — откликнулся водитель. Тем не менее, машина плавно тронулась с места.

Альбина недовольно пояснила:

— Это в самом центре. Вы что, недавно в городе?

— Да я-то как раз здесь и родился, а улицы такой — представьте — не знаю.

— Надо бы получше знать родной город, любезный, — высокомерно посоветовала Альбина. — Хотя бы его центральную часть. Нельзя же довольствоваться одним Эгершельдом.

— Чем-чем? — удивленно переспросил водитель.

— О Господи, неужели вы даже об этом массиве не слышали?! Тогда что вы знаете вообще?! Только свой район? Кстати, как он называется?

Водитель натужно улыбнулся странной пассажирке:

— Этот район называется Новогиреево. Так что еще неизвестно, кто из нас плохо знает город. Да я извозом занимаюсь девятнадцать лет, я город знаю, как свои пять пальцев! Но ни про какого Эгерфельда, ни про Юринскую никогда слыхом не слыхивал.

— Значит, у вас проблемы со слухом. Не Эгерфельд, а Эгершельд. И не просто Юринская, а Большая Юринская. И находится она в самом центре столицы, прямо возле площади Петра Деворковского. Или, может, Вы и этой площади не знаете, — с откровенной издевкой в голосе спросила Альбина.

— Петра Деворковского? Не знаю, — растерянно ответил водитель. — Я и имени-то такого не знаю. А это кто — поэт или композитор?

— Это первый президент! Хотя бы такие мелочи вы должны были бы знать, уважаемый! Я могу понять, что вы не узнали меня — и правда, не все увлечены моим творчеством. С трудом допускаю, что можно не знать Большую Юринскую и массив Эгершельд. Но не знать, кто такой Деворковский, не знать главную площадь не только столицы — страны! — это уж, простите, ни в какие ворота никаким задом. Даже приезжему стыдно было бы не знать этого, а уж коренному мамсбуржцу никак не позволительно!

— Чего-чего, — удивленно уставился на пассажирку таксист, от возмущения забывший про дорогу. — Президент чего? И кем вы меня коренным обозвали? Мамуржец? Сами вы марамужница! А я коренной москвич в четвертом поколении!

Альбина пробормотала уже не так громко и уверенно, опасаясь за свою жизнь:

— Я ж говорила, что у вас со слухом не все в порядке. Вы за дорогой-то следите, а то мы вообще никуда дальше ближайшего столба не уедем. Господи, до какой степени может дойти людская безграмотность! Не уметь правильно назвать собственную столицу! Как вы могли родиться здесь, если в четвертом поколении явились на свет в каком-то Москвиче? Где это, кстати? Я о таком городе не слышала. Или это деревня?