Аваллон - [7]

С тех пор прошло много лет. Рязанцев так и не собрался в гости к Павлову. Тот  иногда присылал поздравительные открытки на праздники. Николай спохватывался и писал в ответ шутливо-извиняющиеся письма. Странно, он, вопреки здравому смыслу, испытывал некое неосознанное чувство вины перед бывшим однокашником. Быть может, из-за того, что его собственная жизнь складывалась вполне удачно. Но если заглянуть глубже, виноватое ощущение происходило от другого: Рязанцев не мог забыть судорожного спазма отвращения, который испытал, поддерживая дергающиеся ноги висельника. Он старался не вспоминать, как в ту секунду в голове мелькнула мысль: на кой черт я сюда сунулся… или хотя бы позже… Он не сделал ничего плохого, его  считали героем. Но он-то знал, что он не герой.

Изредка они встречались – по случайности и на считанные минуты. С каждым разом Павлова узнать становилось трудней. Он окончательно превратился в таежника, не сохранив во внешности и следа от былого. Речь его тоже изменилась, в ней смешались таежный говор и обороты несостоявшегося кандидата наук, причем первое все более преобладало над вторым. Они обнимались. Володька неизменно звал в гости. Николай обещал и сам верил в то, что приедет. Но жизнь вела их разными дорогами.

4

Железнодорожную станцию отделяли от Приреченска полтора десятка километров. Выходя из вагона, Рязанцев прикинул, как ему теперь добираться до Учума. С вокзала в город ходил автобус, а там, наверно, придется катером.

Он, ежась от утренней прохлады, вскинул на плечи новенький рюкзак, одернул ветровку и направился к автобусной остановке. У края перрона дорогу ему преградил рослый бородатый мужик. Рязанцев хотел его обойти, но незнакомец сделал шаг в ту же сторону.

– Извините… – сказал Николай.

– Не извиняем, – мужик сгреб приезжего в объятия. – В упор уже не узнаёт!

– Володя?! – накрепко зажатый Рязанцев только и смог, что хлопнуть приятеля по спине. – А я соображаю: на собаках к тебе сподручней или на оленях?

– На такси. – Владимир отпустил гостя и указал на припаркованный у края остановки пыльный «уазик». – Вишь, лэндкрузер поджидает. Я тебя тоже не сразу признал. Исхудал, черт.

– Ты как здесь оказался?

– Был вчера в Приреченске, дай, думаю, позвоню. Хорошо, ты адрес и телефон в письме указал. Мне какой-то балдой мужик ответил, что ты уже уехал. Я и решил встретить. А то еще заблудишься.

Рязанцев критически оглядел раздолбанный УАЗ.

– Казенный?

– Ага, дождешься! Купил по дешевке, когда леспромхоз обанкротился и пошел с молотка.

На развилке трасс «уазик» свернул направо, в сторону Индустриального, и резво побежал по асфальтовой полосе.

– Ишь ты, какая дорога приличная, – удивился Рязанцев.

– Олени все подохли, пришлось заасфальтировать, – объяснил Павлов. – Вы там, в крайцентре, совсем одичали.

По обеим сторонам тянулось унылое мелколесье. Прошлогодние гари, заросшие высокой травой, топорщились черными кольями сгоревших стволов.  Окрестности нагоняли бы тоску, если бы не осеннее разноцветье листвы под прохладным солнцем, взбирающимся на густо-голубой небосвод,. Мелькнувшие в стороне очертания придорожного поселка резанули глаз развалинами какого-то промышленного сооружения – пустые окна, крошащийся бетон, красное от ржавчины железо.

– Невеселые у вас пейзажи, – сказал Рязанцев.

Павлов пожал плечами.

– В крайцентре, ясно море, жить веселей. Ты отчего так редко в газете пишешь?

– Вы тут еще и газеты читаете?

– Нынешние  читать вредно. Глисты в мозгах могут завестись. Но вашу поселковая администрация выписывает. Просматриваю иногда. Занятные  у тебя сочинения.

– Всю душу вымотали! Я в редакции на договор перешел, чтоб никакой обязаловки. Закидываю иногда материальцы, чтоб редакторат меня не позабыл. Попробовал бизнес, но… ты же письмо читал.

– Чем теперь думаешь заняться?

– Пока не знаю.

Павлов помолчал.

– Совсем здоровьишко прижало?

– Не без того.

Они опять какое-то время ехали молча. Затянувшуюся паузу нарушил Владимир.

– Ты в письме про корейца спрашивал. Есть у нас такой кореец, в соседнем с Учумом селе живет. Ты уверен, что у тебя… то самое?

– Ладно, Володя, давай без деликатностей. У меня дело такое. Семь лет назад начала побаливать голова. Я сперва не обращал внимания, потому что болело не регулярно, от случая к случаю. Позже думал – переутомился. В последнее время то пытался в Ларискин бизнес врасти, то кредитор со мной разборки затеял – сплошные стрессы, никакая голова не выдержит.

– Слыхал я, жена твоя теперь крутая бизнес-леди, – вставил Павлов.

– Да уж, куда круче. Я с ней развелся.

– Вот те здрассте!.. – Владимир хлопнул ладонью по баранке. – И чего ради?

– Потом расскажу. В общем, пошел к врачам, пообследовали. И направили в онкологию. Приятное такое, понимаешь, местечко! Там тоже просвечивали, анализы сдал все, какие можно, – кроме спермы! В итоге побеседовали мы с профессором – местное светило – и он огласил приговор: дескать, есть у вас опухоль в мозгу и, судя по всему, уже давно. Что давно – это и плохо, и хорошо. Злокачественная она или нет, сказать трудно, а череп сверлить не советую. Раз давно с ней живете, лучше не трогайте. Может, конечно, прогрессировать, а можете и еще двадцать лет протянуть. Одним словом, не чини, что работает. Я и не стал. Глотал всякие таблетки. Но вскоре опять прихватило – не как раньше, терпения нет! В Удачинске шикарный онкоцентр отгрохали. Но ходить туда, сам понимаешь, радости никакой. Начнут лучами прижигать, химией травить, головенку долбить. Непременно пройдут все болячки – мертвые не потеют. И тут мне одна журналистка рассказала про этого корейца…