Аваллон - [13]

Рязанцев принялся ждать реакции на свое сочинение. Но ни вала читательских писем, ни литературных полемик не последовало. Зато его пригласили в местную писательскую организацию и предложили влиться в ее ряды. А вскоре автору   присудили краевую литературную премию года.

Он сперва разозлился: они что, ни черта не поняли?! А потом вдруг вспомнил заграничные фильмы про гангстеров: в них мафия обычно сперва старалась подкупить героев, а уж потом ставила ногами в тазик с жидким цементом. Впрочем, если это и был подкуп, то какой-то хилый. Ни реальных денег, ни широкой известности литературный дебют Рязанцеву не принес, книжка, появившись кое-где на прилавках, быстро канула среди прочей пестрообложечной чепухи. Жизнь поглотила духовные усилия автора, даже не пустив кругов по поверхности, словно гнилая трясина.

Он нашел в Интернете адреса центральных литературных журналов и приличных издательств и отправил туда роман по электронной почте. Прошло полгода, но ему никто не ответил, за исключением некоего литагентства, которое пообещало прислать договор, а потом тоже замолкло навсегда.

Рязанцев продолжал ходить на работу в редакцию, стучал по клавишам компьютера, набирая очередной газетный текст. Но у него было ощущение, будто он тяжело отравился какой-то протухшей дрянью.

Тем временем Ларисин бизнес рос, как на дрожжах. Она звала мужа отдохнуть на райских островах, но он хмуро отнекивался. У них (вернее, у нее) появился собственный «Паджеро». Но чем больше становилось денег, тем глубже Николай погружался в депрессию. Наконец Лариса не выдержала. Как-то вечером после ужина подошла к мужу, засевшему в кресло перед телевизором, обняла за плечи.

– Поговорим?

– О чем?

– Попроси в редакции творческий отпуск. Соберись с мыслями, поработай для себя. Повесть у тебя ведь вышла отличная. Напиши новую.

– Не повесть, а роман, – поправил Рязанцев.

– Извини. Но, правда, я ведь вижу, как ты маешься, что больше нигде не напечатали.

Рязанцев скривился.

– Да разве я из-за этого?! Я хочу, чтобы услышали…

– Вот для этого и поработай.

– Сидя на твоей шее?

– Шея, как ты мог бы давно заметить, у нас общая. Каждый должен делать то, что у него получается лучше…

Рязанцев колебался, но после очередной стычки с главным написал заявление с просьбой перевести его на договор – никаких планерок, регулярных хождений на работу и нормы напечатанных строк. Это давало возможность обрести свободу, не порывая с газетой, без которой Рязанцев, привыкший к прокуренному воздуху редакций, почувствовал бы себя неуютно.

Курдюмов не стал возражать, подписав заявление в тот же день, и Николай  дома засел за компьютер.

Второй роман должен был выйти на совершенно иной уровень. Рязанцев давно продумал забойный сюжет, эффектные ходы, контекст. Идея обрастала в голове ироничными абзацами, герои преследовали во сне, а наяву в мозгу клубились метафоры.

Он запоем простучал по клавишам две недели. Пока не понял, что продукт отличается от проекта, как китайский «адидас» от фирменного. Слова и предложения приплясывали вразброд, герои рождались на свет какими-то мелкими и кривыми, как огурцы в засушливое лето, вместо драйва выходила размазня, вместо философического сарказма – ерничанье.

Рязанцев, промучившись еще неделю, решил, что пора отдохнуть.

Он просыпался поздно, после завтрака отправлялся в город погулять по набережной и поразмыслить под шелест волн. Но размышлениям мешали шум и суета летних кафе, расплодившихся над рекой, откуда ни возьмись появлялись знакомые, и прогулка оканчивалась в ближайшем баре. Вечером он брезгливо листал газеты или пробегал глазами книжные страницы. Современные авторы не лезли в душу. Рязанцев все время ловил себя на мысли: этакий примитив «ВАГРИУС» издал  двухсоттысячным тиражом! А в «ЭКСМО» полумиллионным наклепали некрофила. Несмотря на временные творческие трудности, он был уверен, что его литературный труд более достоин счастливой издательской судьбы, чем то чтиво, которое попадало в руки.

Лариса отсутствовала дома все чаще и дольше, порой исчезала совсем, звоня лишь наутро и скороговоркой объясняя причину – бизнес! И объявлялась через несколько дней. Бизнес. Бизнес! Будь он проклят! Рязанцев иногда пытался поговорить с женой о сокровенном, но измотанной Ларисе было не до того. От нее все чаще попахивало коньяком и мужской туалетной водой. В конце концов они почти перестали разговаривать, потому что любая беседа с первых фраз превращалась в перебранку.

В одну из своих городских прогулок Рязанцев невзначай познакомился с Катей. У нее сломался каблук, и Николай, оставив девушку на скамейке, сгонял с ее туфлей в срочный ремонт обуви. Потом они выпили пива.

Катя была почти вдвое моложе Николая. Она работала менеджером в фирме сотовой связи и выглядела соответственно: по-деловому и чертовски сексапильно в одно время. Несмотря на молодость, она успела побывать замужем, развелась и теперь жила с сынишкой в квартире, оставшейся ей от бывшего мужа. История  замужества и развода была путаной и довольно свинской. Дослушав до конца, Рязанцев взял нить разговора в свои руки.