«АукцЫон»: Книга учёта жизни - [9]

— В начале восьмидесятых я выписывал ленинградскую молодежную газету «Смена», — рассказывает Федоров. — Тогда каждой семье полагалось выписывать одну партийную газету и одну комсомольскую. «Смена» при таком раскладе выглядела лучшим вариантом. В ней уже отводили полполосы под всякие неформальные темы — заметки о рок-музыке, молодежных движениях и т. п. И там же был поэтический раздел, который вел поэт Владимир Эрль. В то время я с ним знаком не был, а сейчас мы дружим. Порой, под шумок, Эрль умудрялся публиковать в своем разделе очень интересные стихи. Даже что-то из Александра Введенского.

Я, разумеется, тогда понятия не имел, кто такой Введенский, но, прочитав его стих, почувствовал, что это очень похоже на то, что пишет Димка. Вырезал ту публикацию и принес Озерскому. Смотри, говорю, какой-то мужик, наверняка питерский чувак, пишет прям как ты. Озерский прочел и сказал: да, кайфово. Он тогда тоже не знал ни Введенского, ни обэриутов. Только Олейников ему нравился, поскольку из той поэтической плеяды его единственного еще как-то печатали в советских изданиях. Собственно, и я поэтому про Олейникова узнал.

Вообще, поначалу Озерский, конечно, на меня оказывал влияние. Он Пастернака, например, наизусть читал. Это и до сих пор его любимый поэт. Арсения Тарковского читал. А я ничего такого не читал. Мне вот нравилось, как Гаркуша пишет…

Серьезно о поэзии я не думал. Важно, чтобы текст на музычку ложился и песня получалась с «изюмом». У меня всегда сначала появлялась мелодия, а потом под нее, почти интуитивно, текст искался.

На заре нового тысячелетия Гаркундель в книге «Мальчик как мальчик» воскликнет: «Запомните этот день — 14 мая 1983 года!» Именно тогда Леня и компания узнали, что доброжелательная комиссия назначила их «кандидатами в члены рок-клуба» и определила дату их вступительного концерта. Его запланировали на глубокую осень того же 1983-го. Маршрут «Фаэтона» фактически подошел к концу. Коллектив, периодически выступавший на танцах и чередовавший в своей программе несколько собственных номеров с исполнением массы советских шлягеров («У нас обширный репертуар был, — конкретизирует Федоров, — до сих пор помню, что он состоял из 54 песен. Антонова пели, „Траву у дома", и „Каскадеров" из „Землян", „Поворот" и „Синюю птицу" из „Машины Времени" и т. п.»), стал готовиться к первому настоящему концерту и смене названия.

— Как только мы узнали, что нас будут принимать в рок-клуб, мы спешно пошли пьянствовать и придумывать себе новое имя, — повествует Леня. — Накупили портвейна, открыли словарь, стали листать, но дальше буквы «А» не двинулись. Остановились на слове «аукцион».

Перманентно сомневавшийся в своем фронтменском потенциале Федоров привлек в переименованную команду вокалиста Валерия Недомовного. На басу вместо отдававшего долг родине Бондарика играл некто Фикс, на барабанах, как уже говорилось, Чумичев, на гитаре Сергей Мельник, на клавишах, само собой, Озерский. Гаркуша олицетворял нечто среднее между звукооператором, директором и пиарщиком коллектива, примерно те же функции были у Сергея «Скво» Скворцова, давно тусовавшегося с Гаркунделем и соорудившего еще для «Фаэтона» мобильную светоустановку, «пошаговую такую». «В ней было шесть прожекторов, которые последовательно включались при нажатии специальной кнопочки», — умиляется Озерский.

Память, как уже отмечалось в начале данной книги, не самое сильное качество «аукцыонщиков» и их окружения, поэтому даже краеугольная дата первого пришествия группы в главную советскую рок-обитель существует в двух вариантах. Гаркундель утверждает, что дебютный сейшен «Ы» на Рубинштейна состоялся 10 октября 1983-го. Присутствовавший при том событии Бурлака говорит о 18 ноября того же года. Впечатления от первого «аукцыоновского» сольника, впрочем, у всех, кто был к нему причастен, сходятся. Команда не блеснула, но пропуск в официальное питерское рок-семейство авансом получила.

Застрелиться можно сразу

В рок-клуб нас приняли, но до конца 1985-го мы там ничего особенного из себя не представляли. Так, молодая группа…

Леонид Федоров

Ошеломить всех своим рок-клубовским дебютом у «АукцЫона» не вышло. Причем не вышло настолько, что, по утверждению Гаркуши, после вступительного концерта «Ы» Леня и Олег «сидели в гримерке и плакали горючими слезами». Гаркундель, пожалуй, раньше и полнее всех ощутил «нервяк» и проколы того сейшена, поскольку оценивал все, сидя за звукооператорским пультом.

— Для нашей программы я купил в магазине пластинки с шумами, — рассказывает Олег, — и записал разные фонограммы — шум дождя, звук уходящего поезда и т. п. Магнитофон, на котором я собирался их прокручивать, должен был доставить в зал Скворцов. Так вот, еще минут за двадцать до нашего выхода на сцену ни его, ни магнитофона в рок-клубе не было.

Скво с нужной техникой появился-таки на Рубинштейна, что называется, «на флажке» и поведал стремную историю о своем задержании на улице милицией и дальнейшем выпутывании из ситуации. Но это быстро стало мелочью по сравнению с тем обломом, который испытали «аукцыонщики» в ходе самого концертного сета. Гаркуша описал его в собственной книге, скупым, телеграфным слогом: «Музыканты потихоньку выходят. Им вроде хлопают. Грим. Необычные костюмы. А звук — полное говно. Я до сих пор не могу врубиться, почему на настройке все более-менее звучит, а на выступлении — жопа». Более велеречиво-дидактично подытожил презентацию «АукцЫона» в своей энциклопедической статье Андрей Бурлака: «…живописно костюмированная группа отыграла свои песни бойко, но несколько невнятно и вызвала добродушную, однако не особо серьезную реакцию зала, хотя уже тогда был отмечен ее несомненный мелодический потенциал и нестандартный подход к визуальному оформлению своих выступлений».