АУЕ: криминализация молодежи и моральная паника - [109]

. Многие справедливо отмечали, что деятельность «групп смерти» тесно встроена в игровые практики, существующие в современном виртуальном пространстве и за его пределами, в частности очевидно сходство с играми в альтернативной реальности (Alternate Reality Games или ARG)[694], разыгрывающими определенные сценарии частично в виртуальном плане, частично — в реальности[695]. В параграфе VI.6 приводились примеры того, что игра в «движение АУЕ» воспринимается детьми и подростками именно как игра, не имеющая отношения к реальному криминалу.

— В обоих случаях моральные паники имели продолжение, наблюдались дополнительные вспышки интереса к теме. Так, незадолго до 3 марта 2021 года в родительских чатах начала активно распространяться информация, что в сети TikTok на этот день назначены массовые самоубийства подростков[696]; родители «стали звонить во все колокола, и их очень быстро услышали. Прошла буквально пара дней, и отозвались чиновники, политики и следователи. Реакция власти объяснима — это уже было. Родители уже хоронили детей, которые после общения в виртуальном пространстве уходили из жизни, не понимая, что творят. Но тогда, пять лет назад, взрослые не сразу оценили степень опасности»[697]. Автор процитированной статьи совершенно справедливо указывает на то, что общественная реакция на новую информацию о TikTok основана на опыте обсуждения «групп смерти»; в октябре 2021 года похожий всплеск тревожности наблюдался в связи с южнокорейским сериалом «Игра в кальмара». Возобновление интереса к «движению АУЕ» также имеет волнообразный характер; как было представлено на графике 1 [глава V], этот интерес стимулируют новые события.

Заключение 1: Результаты исследования

Поводом для написания данной книги стало появление в русскоязычном информационном пространстве нового слова и понятия — АУЕ. Ранее это слово не имело широкого хождения, оно не было отмечено словарями, в том числе словарями уголовного жаргона, однако на протяжении нескольких лет стало практически общеизвестным, прочно вошло и в повседневный язык, и в язык журналистики, и даже в язык юридических документов. Книга посвящена исследованию информационных процессов, связанных с тематикой АУЕ и протекающих согласно сценариям моральной паники.

Глава I представляет собой хронику событий, связанных с АУЕ, с начала 2010-х годов до настоящего времени. Толчком для осмысления темы и формирования процесса моральной паники стал всплеск преступности, произошедший в 2013–2015 годах в Забайкальском крае, когда при обсуждении криминальной ситуации представителем прокуратуры было произнесено слово АУЕ. Очень скоро под слово был подверстан ряд мало связанных друг с другом событий, произошедших ранее, начиная с 2010 года. Таким образом выстроилась ретроспективная «история» криминального молодежного «движения», в эту фантомную «историю» впоследствии встраивались новые события [параграф I.1].

В июле и декабре 2016 года политик Я. В. Лантратова заявила о существовании «криминальной субкультуры под названием АУЕ — арестантско-уркаганское единство», являющейся «проблемой национальной безопасности» и организованно действующей не только в Забайкальском крае, но и еще в 17 регионах России. По результатам этих заявлений на высшем уровне власти была создана межведомственная рабочая группа по предотвращению криминализации подростковой среды. Таким образом, политиками высокого уровня была произведена легитимация термина и понятия АУЕ: если раньше новостная повестка, упоминающая АУЕ, не выходила за пределы Забайкальского региона, то теперь она стала общероссийской. Слово АУЕ из термина малозначительных новостных сообщений превратилось в бренд [параграф I.2].

С 2017 по август 2020 года «история» «криминальной субкультуры АУЕ» продолжалась, теперь в нее встраивались события, происходившие по всей стране, причем отнесение тех или иных эпизодов к тематике АУЕ было очень произвольным. Наличие бренда АУЕ и установка на борьбу с этой «субкультурой» привели к тому, что данная тема обнаруживалась в явлениях, раньше рассматривавшихся как подростковая преступность, подростковый бандитизм, влияние криминала. Стремление ограничить влияние АУЕ привело к появлению ряда законодательных инициатив [параграф I.3].

Информационная напряженность, связанная с тематикой АУЕ, достигла своего пика 17 августа 2020 года, когда решением Верховного Суда РФ было удовлетворено исковое заявление Генерального прокурора РФ о признании «движения АУЕ» экстремистской организацией. Данным решением было юридически закреплено, что «движение АУЕ» существует и является «хорошо структурированной и управляемой молодежной организацией», хотя об этой «организации» не было сказано ничего конкретного: ни сейчас, ни позже не сообщалось о ее руководстве, организационной структуре, основных мероприятиях и т. д. [параграф I.4].

В целом ключевыми моментами развития информационной кампании можно считать три заявления, сделанных официальными лицами (причем статус официальных лиц с каждым разом повышался): 1) выступление 17 октября 2014 года представителя прокуратуры Забайкалья Е. Л. Синельникова, упомянувшего слово «АУЕ»; 2) выступление в июне и декабре 2016 года Ответственного секретаря Совета по правам человека в России Я. В. Лантратовой, заявившей о существовании «субкультуры АУЕ»; 3) решение Верховного Суда РФ от 17 августа 2020 года, признавшего существование хорошо организованной и структурированной организации «движение АУЕ».