Аудитор - [28]

— Слушай, первый куплет можно и под гитару спеть, получится медленно и необычно. Как думаешь?

— Да, обязательно попробуем.

— Мы с тобой смогли вроде, а вот дети? Я не уверена. У них слабенькие голоса, ты им тон повысишь. В нашей тональности они не споют.

— Сделаем. Не волнуйся. Просто у нас уже нет времени прохлаждаться. Надо же, чтобы хорошо было. А ну-ка, покажи мне минусовки, что там такое? Я хочу послушать.

Они пошли к компьютеру. Иру не пригласили, и она поняла, что о ней сейчас забыли, так же как, впрочем, и о Наташе, которой она читала сказки. Минусовок оказалось много, и пока они их все не прослушали, не успокоились. Мелихову понравилась сама идея минусовок, и по этому поводу никаких разногласий с Мариной у него не возникло. «Получилось бы отлично, но мы постараемся скомбинировать живое звучание с минусом». Такая поглощённость отца музыкальным проектом навела Ирину на размышления. Правильно ли он вообще выбрал профессию? Может ли он ей сейчас честно ответить на этот вопрос? Тем более что такие сомнения в какой-то момент жизни посещают всех. Дома она завела с отцом этот разговор:

— Пап, я вижу, тебе интересен наш будущий музыкальный спектакль.

— Да, очень это интересно. А что? Почему ты спрашиваешь?

— Мне казалось, тебе очень нравилось то, что ты делал, а теперь я сомневаюсь. Может, инженер — это было не твоё?

— С чего ты взяла?

— Ну, так. Может, тебе следовало бы стать музыкантом, играть в джазе, например.

— Глупость твоя очередная.

— Пап, ну почему так сразу? Почему глупость?

— Да потому что ты вечно судишь о том, чего совсем не знаешь. Когда мне надо было определяться со своими жизненными планами, в СССР было всего два джазовых оркестра — Цфасмана в Москве и ещё один в Ленинграде, забыл фамилию руководителя. Музыкального образования у меня не было, меня бы никуда не взяли. Я выбрал для себя область самую перспективную, творческую, престижную. Туда пошли самые способные, яркие и целеустремлённые. Я делал то, что было нужно и интересно, я был на передовом фланге науки. А ты про джаз…

Папа вдруг заговорил канцелярским языком передовицы — «передовом фланге науки». Если дать ему продолжить, так можно дойти и до «ковал ядерный щит Родины». Да, это правда, отец гордился своей работой, любил свою специальность, в глубине души презирая любую другую инженерную деятельность. Понимал, что можно делать и станки для штамповки конфет — тоже, кстати, нужное и сложное дело, но разве оно могло идти в сравнение с тем, что делали они, небожители! Разве простые смертные могли понять, чем он занимался! Как Ире всё это было знакомо!

— Я понимаю, но музыка, джаз? Ты же всё это любил.

— И дальше что? Я в институте в джазе играл, какое-то время руководил им. Играл везде, где только мог. На хлеб зарабатывал своей игрой. Ты же знаешь. Пойми, как инженер я достиг большего, чем мог достичь пианистом. Я обычный любитель. И всё этим сказано.

— А если бы ты мог снова всё начать, ты поступил бы так же?

— Да. Точно так же.

— Ты там об этом думал?

— Да не делал я там никакого анализа своей жизни. Мне это не нужно.

— Ну как это так? Почему? Неужели ты себя в других обстоятельствах не представлял?

— Господи, ну зачем? Меня мои обстоятельства вполне устраивают. Тем более к чему эти бесплодные мудрствования, изменить-то всё равно ничего нельзя.

— Там вообще никто не мудрствовает или только ты?

— Не знаю, думаю, что никто, но не могу быть в этом уверен.

— Вот ты с Дулиным общаешься. Он — поэт, а был инженером.

— Правильно, что был инженером, а стихи он всё равно писал. Инженер — это серьёзно.

Ирине расхотелось продолжать этот разговор. Понятное дело — инженер это серьёзно, а остальное — дурь. Хочешь писать стихи — пиши, но делать только это — не лезет ни в какие рамки. Может, папа думал о своём отце? Ведь тот был профессиональным пианистом, но не концертирующим, а обыкновенным тапёром. Играл в кино, в ресторанах, как-то кормил свою большую семью. Уважал ли папа старшего Мелихова? Вряд ли. Скорее, он считал его неудачником, хотя и понимал, что тот был человеком своего времени, своей среды и ничего большего сделать не мог. А вот он смог.

Жара спала, но погода была ещё совсем летняя, хотя по календарю началась осень. Справили Женин день рождения. Всё было мило, без агрессивных споров и даже без пошлостей. Отец сидел за столом полноправным членом семьи, и Ира почти успокоилась — папу приняли, и он занял своё место в их клане. Не патриарх и не глава его, но и не доживающий свой век дедуля. Он, наверное, стал просто ещё одним мужчиной, наравне с Лёней, Олегом и Федей. Хотя, может, это только Ира так считала, не желая ни с кем обсуждать всякие психологические нюансы. Однажды она попробовала было спросить Фединого мнения о Мелиховской роли в семье, но своим вопросом только вывела мужа из себя — какая ей разница, чего она вечно копается в ощущениях, эти её копания всем надоели. Потому что всё у всех нормально и незачем надумывать. С Фединой точки зрения, она вечно выдумывала несуществующие проблемы, а надо быть проще. И зачем она только спросила, знала же, что не Федина это тема. Живёт папа и живёт, всё хорошо, и нечего следить, кто что сказал.