Аттракцион любви - [9]

Убитая горем Лизетт тяжело пережила похороны. На отпевание в церкви собралось много народа – Шарль Декур был уважаемым человеком в городе, и проводить его в последний путь пришли друзья и коллеги. Филипп тоже пришел. После отпевания Лизетт поблагодарила его за поддержку в трагическую минуту жизни.

– Не надо меня благодарить, – сказал он, покачав головой.

Она бросила на него пристальный взгляд.

– Вы дважды поддержали меня, когда мне было невыносимо тяжело.

Филипп удивленно посмотрел на нее.

– Вы имеете в виду нашу первую встречу в поезде?

Лизетт утвердительно кивнула, и он добавил:

– Может быть, когда-нибудь вы захотите освежить мою память?

Он отступил на шаг назад, поскольку другие ждали момента высказать Лизетт свои соболезнования.

Несколько дней Джоанна неотлучно находилась рядом с Лизетт. Другие, учитывая траур, проявляли сдержанность и держались на расстоянии от Декуров. Несмотря на то, что Изабель в черном выглядела особенно элегантно, как она сама считала, все свое время вдова тратила на заказы новых нарядов в бордовых и лиловых тонах, чтобы подготовиться к следующему этапу траура, когда она снова смогла бы появляться в обществе в цветах, соответствующих случаю.

Однажды утром Лизетт, сидя в саду у пруда, где бил фонтанчик и плескались золотые рыбки, зарисовывала на бумаге какую-то причудливую розу. Она сильно тосковала по отцу, еще не полностью осознав, что его больше нет. Девочка постоянно думала о том, что бы сказала ему, если бы он был жив. Ей все время чудилось, что она слышит его шаги, его смех. Отец с дочерью часто смеялись, когда были вместе.

Взглянув из-под полей шляпы, она увидела, что кто-то направляется по дорожке в ее сторону. Это не могла быть Джоанна – сегодня она куда-то собиралась уйти. Лизетт почувствовала, как ее сердце от радости вдруг бешено забилось в груди. По лестнице в сад спускался Филипп. На нем были прекрасно скроенный льняной сюртук и белые брюки. Он шел, размахивая соломенным канотье.

– Вот где вы прячетесь! – воскликнул он. – Позвольте взглянуть, что вы там изобразили?

Взяв из ее рук альбом для рисования, он стал рассматривать эскиз.

– Прекрасно! Да вы настоящий талант, – заметил он, полистав альбом с ее акварелями.

– Не думаю, что вы можете судить об этом, не будучи профессионалом, – сухо ответила Лизетт, отнимая у него альбом.

Филипп сел на скамью рядом, скрестив ноги.

– Ваша мачеха сказала мне, где вас найти. Теперь я видел ваши рисунки и был бы рад, если бы вы написали мой портрет.

– Я? – не удержалась от смеха Лизетт, с грустью отметив про себя, что впервые засмеялась после смерти отца. – Вы, наверное, шутите?

– Вы мне не верите?

– Разумеется, нет.

Филипп вздохнул, делая вид, что ее недоверие его огорчило.

– А я мог бы часами смотреть, как вы переносите мой образ на бумагу.

Лизетт почувствовала вдруг неуверенность в себе и засомневалась в искренности своего собеседника. Ей показалось, что в его словах было нечто большее, чем простое кокетство.

– Я рада вас видеть, – смущенно пробормотала она. – Хотя удивлена, что вы пришли вот так, среди недели. Разве вам не надо сейчас быть на службе?

– Я продал фирму. – Его лицо стало серьезным. – Я не создан для карьеры, которую мне прочили. Впервые в жизни я чувствую себя свободным человеком. Надеюсь, мы можем часто видеться.

Лизетт млела от радости.

– Чем же вы занимаетесь? Не слишком ли долго тянется для вас время?

– Вовсе нет. Я играю в теннис, встречаюсь с друзьями, посещаю концерты и театры, начал заниматься гольфом. Кстати, эта игра стала необыкновенно популярна в наше время.

Лизетт почувствовала, что со времени похорон отца она слишком замкнулась в четырех стенах, общаясь лишь с Джоанной и еще двумя подружками, которые иногда навещали ее.

– А трудно научиться играть в гольф? – заинтересовалась она.

– Азам гольфа нетрудно. Но настоящим мастером стать нелегко. – Он сделал паузу. – До нашей встречи я говорил с мадам Декур и спросил у нее, не будет ли она возражать, если я приглашу вас куда-нибудь. Она согласилась, но с условием, что мы не будем видеться до окончания срока траура и наедине. Пока что она считает это преждевременным.

– Смерть отца, – твердо сказала Лизетт, – оставила рану в моем сердце, которую ничто не залечит, но даже он никогда бы не пожелал, чтобы я или моя мачеха отрезали себя от мира. Он сам очень любил жизнь. Изабель уже снова ходит по магазинам и портнихам.

Филипп и сам знал, что Изабель делает покупки. Увидев ее недавно с многочисленными свертками, он все понял.

– Кроме того, – с улыбкой продолжала Лизетт, – не вижу причин, почему бы мне не взглянуть, как вы играете в гольф. Я с удовольствием посмотрю на вас, а может быть, и сама попробую.

Он обрадовался.

– Тогда будьте готовы завтра утром в половине одиннадцатого. Я заеду за вами.

Когда Лизетт к обеду вернулась в дом, Изабель уже сидела за столом.

– Итак, Лизетт, – произнесла она, медленно разворачивая салфетку на коленях. – Я вижу, у тебя появился первый поклонник.

– Филиппа трудно назвать поклонником, – ответила Лизетт, садясь на стул. Ей не хотелось говорить с мачехой о Филиппе. – Он мой приятель и ничего больше.